Орк сумрачно оглядел строй. Зыркнул на Гоблина. Так, на всякий случай зыркнул. Гоблин всем своим видом выказывал лояльность и почтение к отцу‑командиру, вплоть до обожествления оного. Правда, в данный момент от него требовалось почтение к богине, а никак не к сотнику. Но лучше что‑то, чем вообще ничего.

А по солнечном лучам уже спускалась девочка‑богиня. Улыбалась всем приветливо. Столбы, на которые натягивали по вечерам сетку, дали побеги. На глазах вылезали из почек и раскрывались под солнышком клейкие зеленые листочки.

Йорик поклонился. Эфу слегка передернуло. Не далее как вчера вечером орк рассказывал ей, что в его мире не было принято склоняться даже перед богами. Впрочем, он говорил еще что‑то – Разящая не совсем поняла – об особом почтении, о людях, которые достойны поклона. Может, Сорхе тоже?

Богиня лучистыми глазами оглядела воинов. Улыбнулась Легенде. Потом лицо ее стало серьезным, чуть печальным.

– Я пришла к вам, – Сорхе опустила глаза. Облака затянули солнце. – Я знаю, вы лучшие из всех, кто решил поддержать богов в великой битве. – Голос ее звенел над поляной набатным колоколом, и все‑таки завораживал мягкостью и теплотой. – Да, вы – лучшие. Но даже из вас лишь добровольцам могу я доверить свое задание. Знайте, выполнить его почти невозможно. Но вашему командиру удавалось совершать невозможное. Да, немногие из бойцов вернутся назад. Но они призовут на помощь богам Финроя, и тогда начнется война. Начнется наконец то, чего все мы ждали так долго. – Сорхе запнулась. Сказала вдруг как‑то растерянно:

– Столько громких слов... Я просто не знаю, как объяснить. Вы ведь и сами все понимаете, но положено говорить что‑то... Йорик, вы отправитесь завтра, как только рассветет.

– Да, богиня.

– Вот и все, наверное. – Сорхе еще раз оглядела замерших в строю воинов. – Я никого не принуждаю, мне страшно искать добровольцев, идущих на почти верную гибель, но... кроме вас никто не сможет.

Бойцы молчали.

Тучи окончательно спрятали солнце. Сумерки сгустились над лагерем. И истаяла, как кисея тумана, тоненькая фигурка богини.

– Вольно, – обронил Йорик. – Продолжайте занятия.

Строй рассыпался. Эфа щелкнула пальцами, и четверо новичков послушно отправились на ненавистную поляну. До вечера, до желанного отдыха, было еще очень далеко.

***

"От проклятых добра не бывает”. Легенда без всякого интереса следила за тренировкой, машинально прислушивалась к командам Эфы, где‑то в глубине души понимала, что ей тоже надо бы помочь новобранцам, но не хотелось. Не до того было.

"Все зло от орков”.

Менять что‑то сейчас было уже поздно. Разумом эльфийка это понимала. Но смириться не могла. Сорхе сделала то, что хотела сделать.

"Не хотела, – тут же поправила себя Легенда, – она не хотела, но ее вынудили”.

Да, действительно, ведь не могла же Сорхе, светлая, чистая и солнечно‑наивная Сорхе желать смерти Эфы. А вот Сорхе влюбленная, Сорхе, потерявшая любовь, – такая была способна все. Виновата ли женщина, когда ее вынуждают действовать решительно?

Разумеется, нет.

Сорхе была непонятна Легенде. Или нет, не так. Вполне понятна, поведение богини – чистый лист. Ревность. Ярость. Необдуманность действий и поступков. Принять подобное было трудно. Легенда никогда не позволяла чувствам побеждать рассудок. Во всяком случае, она не могла припомнить такого.

Ладно бы речь шла о любви. О великой, чистой, прекрасной любви, той, которую дарует Двуликая. В этом случае... Легенда отдавала себе отчет, что даже в этом случае она не стала бы переворачивать с ног на голову собственные, выпестованные, продуманные и просчитанные планы.