— Это должно быть где-то рядом, поселок небольшой. Спросим русскую виллу, надеюсь их здесь немного.
Клаус расплатился с шофером, взял счет, внимательно его изучил, аккуратно сложил и сунул его в бумажник.
— Орднунг юбер аллес, — произнес он торжественно, и поднял вверх указательный палец.
— Он все-таки немчура, — засмеялась Зиночка.
— Та ни, мы ж австрияки, — не понял юмора Клаус.
Переход был столь неожиданным, что даже профессор не сдержал улыбки.
Виллу «Вероника» нашли быстро, это был небольшой двухэтажный коттедж с газоном и аллеей из роз, ведущей от калитки до высокого крыльца. Окна на первом этаже были распахнуты, и оттуда на всю округу разносился голос Аллы Пугачевой: «А ты такой холодный, как айсберг в океане…»
— Это наверно дон Мигель от жары крутит, — высказал предположение Фима.
Но оказалось, что дон Мигель здесь не при чем. Дверь виллы распахнулась и взорам путешественников предстала Вероника в каком-то невероятном капоте с пальмами и птицами. Солнце светило ей в глаза и она приставила ко лбу руку козырьком, чтобы рассмотреть гостей у калитки. Наконец она разглядела в толпе незнакомых людей Фиму, всплеснула руками и поплыла между розами отворять калитку.
— Ефим, какими судьбами? Что-нибудь опять случилось? — в ее голосе звучала явная тревога.
— Да вот решили навестить вас, чтобы смягчить тоску по родине. Говорят русские люди, как только оказываются за границей, сразу начинают тосковать по родине. Вот только черного хлеба не догадались захватить, а водку выпили вчера в гостинице, — отшутился Фима, чтобы никто не заметил, что он смущен.
— Проходите, проходите, — успокоилась хозяйка. — Сейчас чаю попьем. У меня здесь есть самовар.
Она уже знала, что случилось с Афанасием, ней приходила полиция, и все рассказала.
— Он жил здесь все время до моего приезда и пил беспробудно, — рассказывала Вероника, потчуя гостей чаем из самовара и булочками с кремом собственной выпечки. — Тут всюду были пустые бутылки, а запах стоял, хоть святых выноси.
— Грязная собака, — подтвердила Зиночка.
— Он очень испугался, когда я приехала, — продолжала Вероника. — Собрал свои пожитки и переехал в отель, но потом стал заявляться каждый вечер и всегда пьяный. Его тут прозвали «сеньор боррачо. Это значит пьяница. Нес всякую чушь про каких-то азиатов, которые хотят его убить, про то, что он миллионер. Предлагал ехать с ним в Одессу, в Лондон, в Америку.
— Простите, в какую Америку? — спросил профессор.
— В ту самую, в Штаты наверно, в какую же еще? — опешила Вероника.
— Еще бывает Южная Америка, — улыбнулся профессор. — О ней разговора не было.
— Нет, он вообще оскотинился и стал ко мне приставать. А я ведь одна в доме и никого тут не знаю кроме Мигеля, а он живет на другом конце поселка.
— Надо было дать ему по яйцам, — в сердцах сказала, почти выкрикнула Зиночка, но поймав насмешливый взгляд профессора стушевалась.
— Легко сказать по яйцам. Он вон какая туша, а я ведь женщина, — продолжала Вероника. — Я, конечно, его выставила и сказала, чтобы он больше не являлся, а то я сообщу в полицию, что он скрывается от российского правосудия. Он испугался и удрал. Вот тогда он и попал под машину.
— Так ему и надо сволочи, — не удержалась Зиночка.
Вероника замолчала, и теперь стало видно, как она сдала с тех пор, как Фима видел ее в последний раз. Глаза запали, и даже обильный макияж не мог скрыть темные круги вокруг них. |