Ехали примерно полчаса, причем по хорошей дороге, машина шла плавно, на одной скорости. Потом была короткая остановка, лязг железа и снова дорога.

— Приехали, — сказал тот, который шутил, — веди себя почтительно и все глядишь обойдется. И тут же пояснил:

— Тебя повесят не за яйца, а за язык. Ха-ха-ха…

На этот раз товарищи единодушно поддержали его шутку громким смехом.

Клауса вытолкали из машины, и повели в помещение. Когда с его глаз сняли повязку, он увидел, что стоит посреди хорошо освещенного, обширного, кабинета, обставленного современной функциональной мебелью. Это придавало ему сходство со всеми на свете деловыми офисами. Здесь было прохладно и дышалось легко, сразу чувствовалось, что работает кондиционер.

Дверь, расположенная позади письменного стола распахнулась, и в кабинет пружинистой походкой вошел высокий, прямой, как палка от швабры старик, в легком светлом костюме без галстука.

— Развяжите его и оставьте нас, — распорядился он, и усаживаясь за стол. — Итак, господин Кучка, потрудитесь объяснить цель вашего визита в это тропическое захолустье. Кстати, Кучка — это еврейская фамилия?

— Австрийская.

— Это все равно.

— Ваш кумир воспринял бы это как оскорбление.

— Если вы имеете в виду Адольфа Шикельгрубера, то глубоко ошибаетесь, потому что он никогда не был моим кумиром, во-первых, а во-вторых, он и сам не был уверен в чистоте своего происхождения. Отсюда его позерство, духовные метания, склонность к декадансу, как в искусстве, так и в политике… Нет, он не был арийцем в полном смысле этого слова, ему не хватало настоящей твердости духа без которой нельзя было довести благородное дело до победного конца.

— Впервые слышу такое от ветерана Вермахта.

— Мой друг, они ни за что вам не скажут правды. Никому на старости лет неохота признавать, что жизнь потрачена впустую. В старости все становятся как будто стеклянными, с одной стороны прозрачными, потому что прожитое трудней утаить, чем предстоящее, а с другой стороны люди становятся хрупкими и в любой момент могут разбиться вдребезги. Но оставим философию и вернемся к нашей первоначальной теме. Чем я все-таки обязан вниманию Интерпола? Насколько мне известно, ваша организация не занимается политическим сыском. К тому же и с этой стороны у меня все в порядке. Я конечно, занимал кое-какие посты в Гитлерюгенде, но никогда не усердствовал настолько, чтобы можно было выдвинуть против меня серьезные обвинения. Даже Моссад понял это, и оставил меня в покое.

— Я в этом не уверен, — сказал Кучка, — но меня сейчас не интересует ваше прошлое. Я приехал сюда по делу, связанному с вашей коллекцией.

— Вы интересуетесь предметами древнего индейского искусства? Похвально. И что именно вы хотели узнать?

— Этим летом из музея в Хофбурге был похищен один довольно ценный экспонат… — начал Клаус, но Лангер перебил его.

— Знаю, золотая фигурка Кецалькоатля, об этом писали в газетах. Так вы думаете, что похитители старались для меня?

— Нет, но ее следы затерялись и не исключено, что тот, в чьих руках она сейчас находится, мог предложить ее вам. Вы один не многих коллекционеров, у кого есть средства, чтобы ее приобрести.

— А кто еще у вас под подозрением?

— Глафкос Аристидис.