Изменить размер шрифта - +
В голове у меня все время крутился Колин.

Я решила прогуляться два квартала до конторы Чарли. Когда я туда вошла, Руфь печатала что-то с диктофона, порхая пальцами по клавиатуре. Работала она очень сноровисто.

– Он здесь? – спросила я.

Она улыбнулась и кивнула через плечо, ни на секунду не прерывая печатания, сосредоточенно прислушиваясь к звуку диктофона и мгновенно фиксируя произнесенное слово на бумаге.

Я просунула голову в его кабинет. Он сидел за столом, без пиджака, в бежевой рубашке и коричневом жилете. Перед ним лежал раскрытый свод законов. Заметив меня, он мягко улыбнулся и откинулся назад, забросив руку на спинку своего вращающегося стула. В другой руке он держал карандаш и постукивал им по столу.

– Ты свободен на ужин? – спросила я.

– А что случилось?

– Ничего не случилось. Это просто предложение, – сказала я.

– Тогда в шесть пятнадцать.

– Хорошо, заеду за тобой, – кивнула я, захлопнув дверь кабинета и продолжая раздумывать над его светлой рубашкой и темно-коричневым жилетом. В данный момент это сочетание выглядело весьма сексапильно. Мужчина в нейлоновых плавках-бикини, с этим пресловутым выпирающим вперед холмиком, не вызывает даже половины того интереса, который возникает при виде его соперника в прекрасно сшитом деловом костюме. Чарли сейчас напомнил слегка надкушенный ломтик темно-шоколадного печенья "Рис" с начинкой из орехового крема. И мне очень хотелось доесть оставшийся кусочек.

Несколько минут спустя я уже ехала на побережье, к дому Никки.

 

Глава 22

 

Никки вышла к дверям в сером бумажном свитере я потертых джинсах. Она была босиком и с распущенными волосами. В одной руке она держала кисть, а пальцы были испачканы светло-коричневой краской.

– О, Кинси, привет. Входи в дом! – воскликнула она, снова направляясь на балкон, куда последовала и я. По другую сторону раздвижных дверей я заметила Колина, сидевшего, скрестив ноги, без рубашки, в фартуке с нагрудником, напротив комода с выдвижными ящиками, два из которых были, судя по всему, уже готовы. Вытащенные из комода пустые ящики лежали вдоль балконной ограды. В воздухе висел густой запах скипидара, который, казалось, странным образом дополнял аромат эвкалиптовой коры. На полу валялось несколько кусков мелкозернистой наждачной бумаги, уже потерявшей жесткость от интенсивного использования, в складки которой въелась древесная пыль. Перила раскалились от горячего солнца, и, чтобы прикрыть пол на балконе, под комодом были расстелены газеты.

Когда я подошла к нему, Колин взглянул на меня и улыбнулся. Нос и подбородок у него, так же как и оголенные руки, уже порозовели от загара, а глаза напоминали по цвету морскую воду. На лице пока не было даже малейшего намека на мужскую растительность. Он снова вернулся к своей работе.

– Мне надо бы кое о чем расспросить Колина, но вначале я хотела побеседовать с тобой, – обратилась я к Никки.

– Разумеется, давай спрашивай, – ответила она. Я облокотилась о перила, а она в это время обмакнула кончик кисти в небольшую банку с краской и убрала излишек, обтерев кисть о край банки. Колин, похоже, был полностью поглощен процессом покраски и не обращал на нас внимания. Возможно, он считал неприличным подслушивать нашу беседу, хотя имел достаточные навыки, чтобы расшифровывать речь по губам, а может, ему просто были скучны разговоры взрослых.

– Ты не можешь с ходу припомнить, покидала ли ты город на более-менее приличный срок за четыре – шесть месяцев до смерти Лоренса?

Взглянув на меня, Никки удивленно заморгала, явно застигнутая врасплох моим вопросом.

– Как-то уезжала на неделю. У моего отца в том июне случился сердечный приступ, и я летала в Коннектикут, – припомнила она.

Быстрый переход