Затем я быстро отступил к пещере. Для нас обоих было лучше вместе встретить атаку, когда она начнется. То, что крысы еще не набросились на нас, очень меня тревожило. Все мои знания об этих тварях вызывали сомнения, и тактика боя с ними, которой я выучился, могла оказаться бесполезной.

Был ли среди них очередной гигант с такой же страшной вещью в черепе, как и у прежнего? Крысы, слушающиеся приказов, – это неестественно и вдвойне опасно.

Теперь я слышал тихий визг, отдававшийся случайным эхом среди скал. Понять, насколько велика стая, было невозможно. Если бы кошка осталась с нами, ее сила и способность сражаться могли бы очень пригодиться нам в бою.

Я вынул из‑за ворота кошачью подвеску, и она сразу же начала светиться, как уже было раньше. Чуть позади мой товарищ издал вой. Это явно было вызовом. И крысы отозвались. Они ринулись поверх и между скал к нам черным смертоносным потоком.

Мы снова сражались, и на этот раз кот выдвинулся даже чуть вперед и бил здоровой лапой, круша тварей, которые отлетали на скалы, ломая кости, а я вертел свой посох, сражаясь с новой для меня уверенностью и силой. Я начал замечать, что крысы нападали на меня только сбоку, и едва свет подвески падал на какую‑нибудь из них, она с визгом отскакивала в темноту.

К крайнему моему изумлению, атака внезапно прекратилась, что было совершенно не в крысиных обычаях. Я настороженно прислушивался к звукам ночи. Привычный шорох осыпающегося песка был монотонным, но его перебили несколько крысиных взвизгов, показавшихся мне каким‑то сигналом. Снова застучали по камням крысиные когти, и я приготовился встретить новую волну.

В комнате было темно. Равинга приказала на закате задвинуть занавеси. Хотя они и были тонкими, они все же не только не впускали внутрь свет от огней вапаланской столицы, но и задерживали воздух, так что больше не чувствовался запах цветущих в саду деревьев кутты. Вместо него из жаровни, стоящей на треноге в самой середине этой тихой комнаты, поднимались клубы ароматного дыма.

Я сидела, выпрямив спину, на табурете, на который показала мне моя госпожа, держа ларчик, который она дала мне в руки. Не в первый раз я помогала ей в такой церемонии и не в последний, если, конечно, я собираюсь достичь своей цели и обрести желаемые знания – а эта жажда постоянно терзала меня.

Сама Равинга медленно двигалась по полу, волоча за собой прямоугольник раскрашенной кожи ориксена. Этот узор отнял у нее много ночей, и иногда между касаниями кисти проходило много времени, словно она вылавливала рисунок с самого дна своей памяти.

На коже покоились маленькие фигурки. Не куклы, которых мы ради пропитания продавали на рынках, а куда более искусные изображения. Лицо у каждой перерисовывалось не однажды, пока моя госпожа не оставалась удовлетворена получившимися чертами. Некоторых я хорошо знала…

Здесь была Алмазная королева Вапалы в короне и церемониальных одеждах. Топазовая королева Азенгира, этой пустынной и грозной земли. А также верховный канцлер Внешних земель и Сапфировая королева Кахулаве.

Все они были сделаны из глиняной смеси, состав которой Равинга держала в тайне. Она придавала рукам и лицам видимость живой плоти. И все они были облачены в лучшие одежды из кусочков роскошных тканей и маленькие украшения, столь превосходные, что невозможно было усомниться в великом мастерстве их изготовителя.

Возле каждой королевы стоял ее министр равновесия с суровым, как скала, лицом, словно ему предстояло прореживать стада и, возможно, даже людей.

Там был и Шанк‑джи, который не принадлежал к этому высокому собранию ни по какому праву должности. Пусть он и сын императора, но наш государь не берет себе официальной супруги, и все его потомки имеют не больше чем положение младшей знати. Я смотрела на Шанк‑джи и вспоминала – мои мысли уплывали далеко от узора, который я должна была поддерживать. Старинная ненависть глубока, и ее не всегда можно удержать в узде, по крайней мере тому, кто не следует ритуалам Высшего Замысла.