Но бес истории хитер. Чья‑то (воздержусь от оглашения своих догадок – они слишком небезосновательны) довольно добрая рука некоторое время поддерживала оставшиеся существовать на птичьих правах» остатки «Звена». Странное то было время. Да какие, впрочем, времена не странны? Не стоит об этом. Скажу только одно: именно тогда разверзшиеся запруды цензур и скудные пенсии заставили многих приобщенных к «тайнам государевым» излить эти тайны (а чаще – свои вольные фантазии на их, тайн этих, темы) на листы бумаги, а бумагу эту снести в как на дрожжах растущие тут и там бойкие издательства и через них поведать миру море всякой собачьей чуши, в котором, впрочем, знающие люди нет‑нет да вылавливали драгоценные жемчужины истины. Посетил такой соблазн и меня, грешного. Мыслями на эту еретическую тему я даже поделился кое с кем из своих бывших коллег.

О чем чуть было не пожалел, когда, сменив свое имя, надписи на дверных табличках, да и адрес, по которому эти двери располагались, «Звено» стало потихоньку возрождаться из пепла. Конечно, под другим именем. Возродилось и закрепленное за мной рабочее место. Не так уж я оказался и стар, чтобы списывать меня с корабля…

Вот тогда‑то один из тех моих коллег, с которыми я как‑то неосторожно поделился своими литературными планами, стал неожиданно моим куратором. Это, признаться, несколько напрягало меня. Но все разрешилось наилучшим образом. Вскоре после своего назначения, сидя напротив меня за своим столом, увенчанным дорогим компьютером и привычной совковой батареей телефонов, он, как‑то неожиданно сменив тему разговора, заметил: «А что, эта твоя мысль о том, что кое‑какие из наших прошлых дел, тех, что поинтереснее, по‑кинематографичнее, так сказать, можно и народу э‑э… поведать… Ну, в виде литературном. Чтобы и как бы вымысел, и как бы не очень… Это могло бы привлечь новеньких, из тех, кто э‑э… сталкивался… Чтобы не впустую нам шарить бреднем, а, так сказать, на наживку… На наживку народец этот – Знаками Меченный – привлечь… Если притом в тексте с умом намеки раскидать… Чтобы, кто понимает, знал, на кого выходить… М‑да… Ну а те, которые совсем уж дурни, автора донимать начнут. Или издательство… Но это – неизбежное зло. Перспективно… Очень даже…

Когда я, изобразив на лице последствия напряженного мыслительного процесса, признал, что и впрямь – очень даже перспективно, руководство вылило на мою раскалившуюся от мыслей голову ушат холодной воды: «Только, – сказал мой старый приятель, который конечно же простит мне столь вольный пересказ моего с ним разговора, – ты вот что (последовали мои имя и отчество)… Ты человека подбери неграмотнее, чтоб он истории твои, того… Причесал бы, что ли… Не в смысле падежов, конечно. С падежами ты (имя, отчество) справляешься… Да и сюжет забомбить можешь что надо – материал у тебя богатейший… Но стиль! Стиль!.. Ты знаешь (имя, отчество), читаю я твои отчеты и заключения и плачу. Душу и сердце они дерут шершавым языком плаката…».

Мне ничего не оставалось, как согласиться со справедливой критикой и обещать человечка подыскать и согласовать. История моего последующего знакомства с автором, имя которого, возможно, украсит обложку этой книги, достаточно интересна. Но оставим ее для другого раза.

Итак, я откровенен с тобой, читатель. Я расскажу тебе не больше дозволенного мне свыше.