Увидев ее, Анри ощутил странное покалывание в ушах. В первый момент он точно понял, что это Ксата, однако уже в следующие, тянущиеся неимоверно долго секунды подумал: я ошибся. Это другая девушка. Тут же, встретив ее напряженный взгляд, понял: это все же Ксата. Но значит, тогда она не умерла? Но если она не умерла, почему от него это скрыли? Ксата смотрела на него, чуть подавшись вперед. Одета она была, как одеваются большинство молодых парижанок: в джинсовую юбку, джинсовую куртку и майку. Лишь сейчас поймал себя на том, что, как заведенный, из стороны в сторону поводит головой. Наконец выдавил:

— Ксата… Ксата… Не может быть…

— Анри… — Бросилась к нему. Обхватила так, будто ее готовы были вот-вот от него оторвать. — Анри…

— Ксата… Он обнял ее и забыл обо всем на свете.

* * *

Оторвала его от Ксаты мать. Сказала, обняв сзади за плечи:

— Анри… Ксата… Давайте сядем… Ну? Надо поговорить. Анри, слышишь?

Наконец, после того как они все трое уселись в кресла, мать сказала:

— Ксата. И Анри. Вам нужно как можно скорей уехать в Англию. Ксата, надеюсь, ты это понимаешь?

— Нгала, конечно. — Ксата улыбнулась. Но я еще не слышала от Анри, что он готов взять меня с собой.

— Ксага… — Он положил руку ей на колено.

— Он готов, — сказала мать. Вас никто не должен видеть в Париже. Потому что… хватит. Хватит того, что было.

Анри посмотрел на мать:

— Но… ма… но, как же все это?

— О господи… Ксата, я могу ему рассказать? Тебе не будет… неприятно? Я расскажу?

— Почему нет. Расскажи.

Мать повернулась к Анри:

— Последний раз ты ведь видел ее… — Замолчала.

— Я видел ее в Бангу. Когда она лежала на площади. Я приехал за ней, чтобы увезти в Париж. Ну и… она была…

— Он думал, ты мертва, — сказала мать. Не только он. Так думали все. Кроме, может быть, только Нгебы. И Зуфаты.

— Нгеба… — Ксата разглядывала потолок. — Нгеба потом объяснил: если бы они чуть сильней порвали мне хрящи… в гортани — все. Он бы уже ничего не мог сделать.

— Ты видел, как она лежала? — спросила мать. — И как Нгеба делал ей искусственное дыхание?

— Видел.

— Нгеба объяснил: уже тогда, в тот момент, он понял, что вернет ее к жизни. Но нарочно вел себя так, что все, до последнего человека, все, стоящие вокруг, даже Зуфата, были убеждены, что Ксата мертва. Больше того, Нгеба вел себя так, чтобы все поверили: вернуть Ксату к жизни нет никакой возможности. Никакой.

— И… что было потом?

— Потом, когда ты ушел, Нгеба объявил: Ксата мертва. Вернуть ее к жизни невозможно. Все должны разойтись. Чтобы через три дня собраться снова, на похороны. Через три дня были устроены похороны. Все были убеждены, что хоронят Ксату. На самом деле в заколоченном гробу в землю опустили кучу тряпок. Нгеба поговорил с матерью Ксаты. Так поговорил, что на похоронах она плакала и убивалась, будто действительно хоронила умершую дочь. Сразу же после этих фальшивых похорон мать Ксаты уехала в другую деревню. К родственникам. Нгеба укрывал Ксату в лесу. Укрывал до тех пор, пока в Бангу не приехала я. И не увезла ее ночью, тайком от всех, в Париж. Здесь, в Париже, я не могла обратиться ни к кому. Даже к Омегву.

Балиндовских агентов в Париже сейчас, как никогда. Пока, до того как не стане! ясно, чем окончатся выборы, Ксату нужно было куда-то спрятать.