— Да уж, — произнесла она с грустным выражением лица.

И пошла в палату рассказывать мужу последние новости о детях, об обществе взаимопомощи и ремонте в котельной.

Я вышел на парковку и только там вскрыл конверт. Видимо, это был перевод утренней СМС.

Понедельник, 20.00, бар «Фукетс»?

Приоденься.

Ничего личного, но мне кажется, это произвело на меня больший эффект, чем признание в любви или дежурная вежливость, вроде «Скучаю по тебе», «Целую» или «Сожалею о том, как мы расстались». Больше всего я оценил подпись: заглавная Т с точкой. Ничего общего со сложными завитушками, которые она оставила на фото. Так было душевнее, естественнее, как будто не в первый раз, и от этого наше будущее становилось яснее, а прошлое длиннее. Однако до понедельника было еще далеко. Ждать или сказать ей, что я хочу ее увидеть раньше? Может, она только этого и ждет? Навязываться тоже не хотелось. И потом, «приоденься» — не просто туманно, а если перечесть, то не очень-то и вежливо. Что до вопросительного знака, он мог касаться как моего согласия, так и ее неуверенности. Но больше всего, как мне показалось, ей хотелось поиграть со мной. Заключить с кем-нибудь пари на то, как я отреагирую.

Я позвонил ей. Три гудка в пустоту, а потом занято. Увидев мой номер, она отключилась, чтобы избежать разговора. Или не на ту кнопку нажала. Я подождал, пока она перезвонит. Через пять минут перезвонил сам. Попал на автоответчик. Сообщения не оставил.

Было полвторого, мне вдруг стало тоскливо, но забивать себе этим голову не хотелось, да и в животе урчало от голода, и я отправился на метро в кафе на Гранд-Арме в надежде встретить там Жана-Батиста.

Преподаватель обедал за стойкой: пиво и горячий сэндвич с сыром и ветчиной. Мы встречались только за завтраком, но, видимо, у него было здесь определенное меню на обед и ужин тоже. Я предложил ему сесть в кабинке. Он ответил, что предпочитает жить стоя, с такой горечью, что я не осмелился настаивать. Я заказал то же, что и он, и спросил, знает ли он издательство «Галлимар». Он вытянул вперед левую руку, загнув большой палец.

— Четыре, — уточнил он после короткой паузы, глядя на свои дрожащие пальцы. — Четыре отказа, пятый на подходе. Я отсылаю им рукопись каждые два месяца, под разными названиями, надеюсь попасть на кого-нибудь новенького.

Тогда я решился, но начал издалека. Спросил: наверное, для того, чтобы тебя опубликовали, хорошо бы уже себя как-то зарекомендовать в издательстве. Он согласился, усмехнувшись в пену. Я спросил, согласится ли он при возможности подзаработать и помочь одной знаменитости написать биографию. Чтобы подготовить его психологически, я не стал сразу уточнять, что речь идет о мемуарах не самой персоны, а его члена. Он ответил:

— Не стоит мечтать. Чтобы стать «негром», тоже нужно быть известным.

— Если только тебя не выбирает сам заказчик.

Он равнодушно взглянул на меня поверх бокала с пивом. Тогда я объяснил ему суть дела. Я видел, как дрожали его губы, пока я излагал краткую версию своей встречи в больнице с известным артистом, который ищет писателя с собственным стилем, чтобы увековечить его карьеру на бумаге, и как мне пришла в голову мысль, что неплохо было бы их познакомить, если, конечно, он ничего не имеет против секса, ведь жизнь у актера была довольно насыщенной, но, если ему интересно, к работе надо приступать немедленно — издатель торопит.

Он сглотнул, чтобы не расплакаться, покачал головой, заказал нам обоим еще пива. Несколько минут мы хранили полное молчание, потом он пробормотал, заранее извиняясь за банальность, что это просто чудо. Я сказал «да», совершенно забыв о скромности. Я был так рад, что волшебная палочка на этот раз оказалась в моих руках.

Сделав большой глоток, он добавил: «Надеюсь, тебе, по крайней мере, причитается процент».