– А вдруг вы ошибаетесь? – спросил он. – А вдруг он не…
– Ошибки быть не может.
– Должно быть какое-то доказательство…
– У него есть родимое пятно. Три шестерки.
У Торна перехватило дыхание.
– Нет, – прошептал он.
– Так сказано в Библии, этим знаком отмечены все апостолы Сатаны.
– Но у него нет знака.
– Псалом Двенадцатый, стих шестой. «Имеющий разум число сосчитает Презренного Зверя, несущего смерть. Число с человеком всегда совпадает. Шесть сотен оно, шесть десятков и шесть».
– Я говорю вам, у него нет этого знака.
– Знак ДОЛЖЕН быть.
– Я КУПАЛ его. Я знаю каждый сантиметр его кожи.
– Его не видно на теле. Вы найдете знак под волосами. Ведь мальчик родился с пышными волосами, не так ли?
Торн вспомнил тот момент, когда впервые увидел ребенка. Он вспомнил свое удивление при виде густых и длинных волос.
– Сбрейте волосы, – посоветовал Бугенгаген. – И вы увидите под ними этот знак.
Торн закрыл глаза и уронил голову на руки.
– С самого начала вы должны исключить малейшее колебание. Вы сомневаетесь в моих словах?
– Я не знаю, – вздохнув, ответил Торн.
Старик откинулся назад и посмотрел на него.
– Неродившийся ребенок был убит, как предсказано. Ваша жена погибла.
– Это ребенок !
– Вам нужны еще доказательства?
– Да.
– Тогда ждите их, – сказал Бугенгаген. – Но знайте, что вам необходима вера. Иначе вы не справитесь. Если вы будете сомневаться, они одолеют вас.
– Они?
– Вы говорили, что в доме есть еще женщина. Служанка, которая ухаживает за ребенком.
– Миссис Бэйлок…
Старик кивнул, будто вспомнив что-то.
– Ее настоящее имя Баалок. Это регент дьявола. Она костьми ляжет, чтобы не дать вам свершить необходимое.
Они замолчали. В пещере послышались шаги. Из темноты медленно появился Дженнингс, на лице у него было написано крайнее удивление.
– …Тысячи скелетов… – прошептал он.
– Семь тысяч, – уточнил Бугенгаген.
– Что здесь случилось?
– Меггидо – место Армагеддона. Конец света.
Дженнингс шагнул вперед, его до сих пор трясло от увиденного.
– Вы хотите сказать… Армагеддон уже был?
– О да, – ответил старик. – И будет еще много раз.
С этими словами он передал сверток с ножами Торну.
Торн попытался отказаться, но Бугенгаген буквально всучил ему пакет. Глаза их встретились.
– Я жил очень долго, – сказал Бугенгаген срывающимся голосом. – И я молюсь, чтобы жизнь моя не оказалась напрасной.
Торн последовал вслед за Дженнингсом в темноту, туда, откуда они пришли. Он лишь раз оглянулся, но комната уже исчезла. Огней не было видно, и все растаяло в темноте.
По Иерусалиму они шли молча. Торн крепко сжимал в руке сверток. Настроение у него было подавленное, он шел, как автомат, не обращая ни на что внимания, глядя прямо перед собой. Дженнингс задал ему несколько вопросов, но Торн не ответил. Они вошли в узкий переулок, где шло строительство, и фотограф подошел к Торну вплотную, пытаясь перекричать шум работающих кранов.
– Послушай! Я только хочу узнать, что сказал старик. У меня ведь тоже есть на это право, так или нет?
Но Торн упрямо шел вперед, ускоряя шаг, словно пытался отделаться от попутчика.
– Торн! Я хочу знать, что он сказал!
Дженнингс кинулся вперед и схватил Торна за рукав. |