— Спасибо, Чары,— признательно говорю я.— Все-таки ты настоящий друг.

— А ты все еще сомневался во мне?! — восклицает он.— Мы уже больше двух пудов соли съели вместе. Не имеешь права сомневаться. Понял?

— Я все давно понял. Не знаю, ты поймешь ли меня... Я с Тоней встретился. Привет тебе и Оле вот такой! Сейчас обо всем расскажу.

Поднялись в воздух. И до самого Хурангиза я рассказывал Чары о моей поездке на совещание и о встрече с Тоней. Слушая, он то хмурился, то посмеивался. И даже сказал полушутя-полусерьезно: «Смотри, пришлет этот Лал письмо в ЦК комсомола, будут обсуждать за аморальное поведение!». Но он был рад за меня.

В Хурангизе мы высадились. Едем в район знакомой дорогой. Везет нас раис Рустам-бобо — старый знакомый. Показывает вспаханные поля, сообщает, сколько собрал колхоз хлопка в прошлый сезон, какими семенами будут засевать поля этой весной. Но и Чары и я слушаем раиса рассеянно. В голубом хурангизском небе проносятся крылатые истребки и все время напоминают: «Да, да, вот это то самое место, где вы служили не так давно». Вот и шлагбаум завиднелся на въезде в авиагородок. Возле будки стоит часовой. Сердце у меня бьется не так, как надо. Тревожно и тоскливо. Наверное, это грусть по отшумевшей юности.

Машина сворачивает вправо. И вот мы слезаем возле конторы. Большой белый дом с деревянными колоннами, лозунги на стенах, плакаты. Дом раиса рядом с правлением. Он ведет нас к себе.

Вскоре подают завтрак. Выпили немножко вина. Начинаем разговор о деле. Я достаю записную книжку, время от времени вношу в нее короткие записи. Чары и его земляки — бригадиры трех мургабских колхозов — беспрестанно задают вопросы председателю. Рустам-бобо с превеликой охотой отвечает на них. После завтрака он приглашает съездить на животноводческую ферму. Это неподалеку от аэродрома, как раз по дороге в Кут-кудук. Я помню эту ферму. Огромный скотный двор, огороженный дувалом.

— Может быть, завезете нас с Чары в штаб? — предлагаю Рустаму-бобо.— А сами с бригадирами съездите? Потом мы сами найдем дорогу к вашему дому. Память хорошая, не забыли.

— Ну что ж,— соглашается раис.— Я понимаю вас...

Выходим из машины возле штаба полка. Раис уверенно поднимается на крыльцо. Дежурный-офицер знает его. Козыряет и любезно приглашает войти. Через минуту он выходит с Михайловым. Бывший комэск в погонах подполковника строг и сосредоточен. Мне даже показалось, не вовремя мы пожаловали.

— Заходите, товарищи,— приглашает он, и когда мы подходим ближе, приятно улыбается: — Ах, вот это кто! Узнал, узнал, как же! Природин, если не ошибаюсь?

— Так точно, товарищ подполковник!

— А это, кажется, Чарыев?

— Чары Аннаев, товарищ подполковник,— уточняет Чары.

Раис говорит:

— Я их тебе оставлю, пусть вспомнят, как служили! Мне надо другим гостям коров показать!

- Валяй, валяй, Рустам,— смеется Михайлов.— Пусть посмотрят. Коровы, это, конечно, диковинка. При тщательном изучении материала можно даже усвоить, откуда берется молоко! — хохочет он.

Михайлов ведет к себе в кабинет. Садимся. Расспрашивает — где живем, как живем, кем работаем.

— Ну что ж, авиация, как говорится, идет в гору? Потолка пока что не видно! Так, кажется?

— Так точно,— отвечает Чары.— Вот канал строим. Слышали о канале, конечно?

— Не только слышали, но и людей своих, демобилизованных ребят, туда отправляем,— отвечает Михайлов.— В прошлую осень несколько человек уехало... Если не изменяет мне память, на Головное.

— Есть такой поселок,— говорю я.— Там канал начинается. А не скажете, кто-нибудь из летчиков третьей эскадрильи остался в полку?

— У тебя кто был командиром экипажа? Не Хатынцев? — уточняет подполковник.