Мать моя расстроилась, слезы платочком вытирает.

— Надо бы нам, Маратка, с тобой в отпуск к ним съездить, — предлагает она. — Одна я боюсь, а папашу твоего с места не сдвинешь. Кроме Средней Азии он теперь знать ничего не хочет...

— Мама, я — за. Я увезу тебя, моя прекрасная Зиба, от твоего ненавистного мужа!

— Ты что болтаешь! Вот глупенький-то!

— Мамочка, шучу. Кажется, ты перестала понимать меня.

— Еще как понимаю. Жениться тебе надо, сынок!

В общем выдала. У кого что болит, тот о том и говорит. Уж как ей хочется поскорее сделаться бабушкой. Странное желание. Я беру маму под руку и веду к машине. И здесь она не оставляет меня в покое:

— Марат, а что это за девушка, которая прислала тебе письмо?

— Какое письмо?

— Ну, которое я тебе вчера на стол положила.

— Не видел никакого письма, мама!

— Ладно, ладно... Не хочешь сказать — не говори. Только не обманывай.

— Мамочка, клянусь тебе, никакого письма я не видел!

— Ну, приедем, посмотри — на столе лежит.

«Неужели от Тони? — вспыхивает мысль. — Вот если бы от нее!» — но тут же беру себя в руки: «Нет, к Тоне возврата не будет! Никогда и ни при каких обстоятельствах». Так думаю, но совершенно не уверен в себе. Если б она сейчас предстала передо мной, я бы не сдержался — заключил ее в объятия...

Вхожу в дом первым. Мама отстает. Открываю дверь в свою комнату. Действительно, на столе лежит письмо. Как я его вчера не заметил? Беру. Чей почерк — не пойму. Незнакомый почерк. Не Тонин. Вскрываю конверт, разворачиваю листок, читаю бегло:

«Здравствуй, Марат. Ты не ожидал, конечно, получить от меня письмо. Но я переписываюсь с Чары и его женой Олей. И они дали мне твой адрес. И еще сказали, что у тебя был недавно день рождения. Извини, я не знала. Так что, хоть и с опозданием, но поздравляю тебя.

Как ты живешь в Ашхабаде? Хорошо ли у вас? Я по-прежнему работаю в санчасти. Алешка подрос, ходит в садик. Год, другой и пойдет в школу. Очень похож на Костю. Осенью мы, наверное, поедем в гости к Чарышкиным родителям. И вообще, у меня появилось желание переехать к вам, туда. Может быть, даже в Ашхабад. Ты помнишь день, когда мы сидели в столовой? Ну еще писатель с тобой был. Кажется, Балашов. Помнишь? А со мной были медички и военврач. Сейчас одна из них работает в поликлинике и приглашает меня на работу к себе. Пока, говорит, поживешь на частной квартире, а потом получишь. У нас, говорит, всем постепенно дают новые квартиры, потому что Ашхабад сильно строится... Ну, что еще сказать? Иногда бываю на могиле у Кости. Посадила цветы... Те ребята, которых ты знал, все демобилизовались. Говорят, Мирошин этот, который за самолет зацепился, сейчас у вас на Каракумском канале работает. Офицеры тоже многие ушли в запас: техника ведь новая, не каждому под силу. Бабаев ушел в дивизию, а Михайлов, муж Маши, теперь командует полком. Ну вот и все. Счастливой тебе жизни! Нина Трошкина».

Боже мой! Вот, оказывается, это кто! Нина! Костина жена...

У меня поплыло в глазах, затуманилось сознание. Я увидел вновь зелено-голубую Хурангизскую долину, снежные горы, Куткудук, русалочек, Тонечку с голубыми сияющими глазами, общежитие, питомник, ту новогоднюю ночь... Если б не Лал Малахитович! Ну откуда он взялся?!

— Маратка, ты чего замолчал? — окликает мама. — От кого же письмо? Может, скажешь?

— От Нины Трошкиной, мама. От жены моего погибшего друга.

Мама кивает и некоторое время молчит. Затем спрашивает:

— Может быть, ей надо помочь, Марат? Она, наверное, одинокая женщина. Она еще не вышла замуж?

— По-моему, нет...

— Ну давай пошлем ей посылку.