Изменить размер шрифта - +
Просто я не мог больше слышать криков этого несчастного. Бедняга! Хотелось бы мне знать, сильно ли он страдал. Говорят, обычно ты ничего не чувствуешь, когда у тебя такая рана, ты в шоке. Не знаю… Бедняга. И все же… я не оказался трусом.

Внезапно на память ему приходит строчка из одного из первых писем Фредди, присланных им с фронта: «Я рад, что я не оказался трусом». И хотя эти слова глубоко, почти до слез тронули его тогда, он в сущности их не понял; они показались ему детскими и наивными. Сейчас он понимает и видит, с каким неоправданным высокомерием судил тогда эти слова: «Я рад, что я не оказался трусом».

Это было три года назад. Бедный Фредди, где ты сейчас? Но я не сомневаюсь, что с тобой все будет в порядке. Не погибнуть в течение столь долгого времени означает только то, что ты неуязвим и останешься жив.

Внезапно на северо-западе небо озаряется яркими вспышками. Оттуда доносится далекое громыханье, как в летнюю грозу, и перед его мысленным взором вновь возникает место, которое он так любил: домик в Адирондакских горах и он, ребенок, лежит в кроватке в комнате, насыщенной запахом сосны.

– Здорово кому-то достается.

Солдаты стоят на стрелковых ступенях и, с опаской приподняв головы, вглядываются в ночь.

– Далеко это, как ты думаешь?

– Миль сорок, пожалуй.

– Значит, это достается англичанам. Похоже, где-то рядом с Армантьером.

Пол обращает взор к небу на севере. Фонтаны огня взметаются вверх и низвергаются, как водопад; подобно серебристо-алым цветам, они расцветают в вышине снова и снова в своем нескончаемом великолепии. Странно, что все это выглядит так прекрасно, думает он.

Когда великолепный фейерверк над Армантьером гаснет, становится ясно, что этот суматошный день не принес ни победы, ни поражения, и, как и прежде, обе стороны находятся в тупике. Остается только подготовиться к следующему дню, отремонтировать то, что разрушено, доставить боеприпасы на передовую и отвезти раненых и убитых в тыл.

На перевязочном пункте в расположении британских войск санитары готовят раненых к отправке.

– Да, здорово досталось этому парню. Ты только посмотри.

– Оторвало ногу.

– Похоже, обе, черт подери, как ты считаешь?

– Да уж, двух мнений тут быть не может.

– Это ведь тот самый американец?

– Не знаю. Хотя, может и так. Как его зовут?

– Кажется, Фред. А вот фамилия… Росс? Что-то вроде этого.

– Чего ты гадаешь, взгляни на его бирку! Мы не можем с ним возиться всю ночь.

– Подожди, подожди секунду. А, вот она. Я был прав. Его зовут Фред, Фред Р-о-т. Рот.

– Ладно, поднимай его. Времени у нас в обрез.

 

ГЛАВА 4

 

По мере того, как проходили дни, изумление и неверие, охватившие Анжелику в первый момент, сменились негодованием.

– Куда, черт возьми, он ушел? – спросила она.

– Он живет сейчас в комнате над лабораторией, – ответила ей Лия, бросив взгляд на Хенни. – Он велел мне сказать вам об этом, Хенни, если вы спросите.

– Я не спрашивала, – подала голос Хенни.

Итак, он вернулся в ту комнату, что была когда-то его домом; туда, где был зачат Фредди, где на подоконник наметало столько снега, что его можно было видеть, не вставая с кровати; где занавеси колыхались под порывами горячего летнего ветра и на крышке пианино лежали вперемешку ноты…

Страдай там, подумала она. Скорби там теперь в одиночестве!

Анжелика открыла свою корзинку с вязанием, но тут же закрыла снова и нетерпеливым жестом отодвинула ее в сторону, словно говоря: у меня сейчас нет никакого настроения заниматься чем-то столь банальным, как вязание.

Быстрый переход