– Я знаю, ты думаешь, что лишишься чего‑то, если я выиграю бой, но уверяю тебя: когда твое сознание сольется с сознанием Семарриты, это не будет смертью. Напротив – тебя ждет чудесное возрождение. Я видел, как это происходит с другими клонами. Это очень мощное ощущение – сначала оно ошеломит тебя, и ты на несколько мгновений погрузишься в сон. Но проснешься ты гораздо мудрее и могущественнее, чем была раньше. Поверь мне, дочь моя, поверь.

Вериасс смотрел на Эверинн, освещенную отблесками костра. Он никогда еще не видел ее в таком страхе. Она вся дрожала, гримаса ужаса кривила губы, и обильная испарина выступила на лбу.

Вериасс взял ее руку и стал гладить, но Эверинн, не глядя на него, холодно засмеялась и сказала:

– Скажи, отец, если бы я сейчас повернулась и ушла отсюда, ты возненавидел бы меня?

Этой темы Вериасс надеялся избежать – он не хотел обсуждать возможность иного выбора, иного пути поражения дрононов. Он уже рассмотрел все варианты, подробно обсудил их с Эверинн, а до нее – с Семарритой и отверг их один за другим. Эверинн нельзя уходить отсюда, и нельзя позволить ей проявлять слабость. Вериассу хотелось предостеречь ее против соблазна легкого пути, напомнить ей о миллиардах людей, которые будут страдать и гибнуть под пятой дрононов, если она, Эверинн, сейчас откажется от борьбы. Вместо этого он сказал ей правду:

– Я любил бы тебя, даже если бы ты ушла. Ты мне как дочь, которой у меня никогда не было, и все эти три года я следил за твоим ростом и развитием с великой радостью и немалой гордостью.

– Но ты будешь любить меня еще больше, когда Семаррита войдет в меня, верно? – с горечью сказала она. – Бьюсь об заклад, ты ждешь не дождешься, когда я стану ею. Как по‑твоему, скоро ли ты ляжешь с ней в постель?

Вериасс редко видел Эверинн в гневе. И никогда еще не слышал от нее недоброго слова – но ведь эмоционально она все еще ребенок, напомнил он себе, и нужно с этим считаться.

– Эверинн, не мучай себя так. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Я себя не мучаю. Это ты мучаешь меня. Ты убиваешь меня – мое я! – Эверинн отвернулась от него и разрыдалась.

Вериассу хотелось утешить ее, но что он мог сказать? Наконец он прошептал:

– Если хочешь уйти, скажи мне – и клянусь, я сделаю все, что в моей власти, чтобы благополучно доставить тебя домой. Если захочешь, мы соберем целые армии, откроем перед ними все ворота. Тебя везде любят. Они будут сражаться, если ты попросишь их об этом, – клянусь, что за несколько дней я созову многомиллиардную армию, которая пойдет воевать за тебя. Они зальют миры кровью и огнем. В тысяче миров будут взорваны «терроры». Если хочешь этого – скажи.

Ему не нужно было говорить ей, что потери в такой войне будут неисчислимы. Дрононы начнут уничтожать те миры, которые ранее завоевали. В памяти Вериасса были еще свежи атомные грибы, виденные им сегодня, и картины сожженного дотла Брегнела сидели в уме черной занозой – но эта война будет намного страшнее всего, что было раньше. Смерть постигнет многих и многих – скоро вырастут горы трупов, которые невозможно будет счесть.

Эверинн знала все это сама. И не могла предать стольких нуждавшихся в ней. Она долго плакала и наконец сказала:

– Обними меня, отец. Пожалуйста!

Он обнял ее сзади за плечи и прижал к себе. Она крепко ухватилась за его руку. Он держал ее так почти час, пока она не перестала дрожать, потом шепнул:

– Ну как? Тебе лучше?

– Все хорошо, – твердо сказала она. – Я только хочу, чтобы все поскорее кончилось. Была минута страха, и она прошла.

– Ты моя храбрая девочка.