– У меня появилось дурное предчувствие, – объяснил он. – Как будто они… Не знаю. Как будто они подстроили какую-то ловушку.
Они вышли из коридора в открытое пространство, вырубленное в мраморе наподобие пещеры. Нижний его край скрывался под небольшим озером, по берегу которого были разбросаны грубо высеченные глыбы мрамора. От стен пещеры, точнее, от светящегося мха, украшавшего почти каждый квадратный сантиметр камня и корками, похожими на тлеющие островки, плававшего на черной поверхности воды, исходил неяркий белый с просинью свет. В одной из стен зиял довольно большой круглый проем, сквозь который вполне мог, не нагибаясь, пройти человек. Через него открывался вид на какой-то сложный металлический механизм с огромными шестернями, приводными валами и другими диковинными деталями. Сквозь просветы в механизме виднелись участки мраморной глади, круто поднимавшейся вверх. Это походило на замысловатую головоломку, выложенную на белом фоне, в которой недоставало нескольких частей. Во всей этой картине была какая-то гибельная прелесть, а когда Александра устроилась на одной из мраморных глыб, подтянув к себе колени и опершись на них подбородком, ее как будто окружила аура нереальности, словно этот пейзаж и породил ее – нимфу, Лорелею.
– Предчувствие, – задумчиво произнесла она. – Иными словами, чувство, которому вы поверили.
– Было бы глупо не поверить ему.
– Но другим своим чувствам вы, похоже, не верите. Или насчет меня у вас тоже было предчувствие?
– Вряд ли. Просто с вами все как-то зыбко.
Он подсел к ней. В глубине пещеры, там, где низко опускался потолок и сужались стены, под самой поверхностью блестящей черной воды, распространяя круги и рябь, но не показываясь, быстро плыло что-то большое.
– Но, так или иначе, это не важно.
– Что не важно? – Она опустила голову, пряча застенчивую улыбку.
– Вы со мной играете, – сказал он.
Она пожала плечами:
– Я пытаюсь уговорить вас рассказать мне, о чем вы думаете, но это не очень-то мне удается.
– Уверен, вы и сами знаете, о чем я думаю, – раздраженно сказал он. – О вас и обо мне. Пытался представить нас вместе.
– Вот это довольно откровенно, – сказала она.
– Разумеется, как я уже сказал, – продолжал Бехайм, обескураженный ее безразличным тоном, – все это не имеет никакого значения. Какая разница?
– Но почему?
– Хотя бы потому, что через несколько дней мы покинем Банат. Я вернусь в Париж, вы – к себе домой.
– Не понимаю.
– Стоит ли начинать отношения, если в них не успеешь разобраться?
Она пронзила его испытующим взглядом, отвела глаза и устремила взор в стенной проем, накручивая на палец прядь золотисто-каштановых волос.
– Отношения, – повторила она. – Как странно их хотеть. Если я чего-то хочу – то без всяких условий. Меня не волнует, что будет потом. – Она снова взглянула на него. – Во всяком случае, как правило.
Он был задет.
– Вероятно, это у меня лишь симптом… гм… Как вы это называете? «Времени метаморфоз».
– Не думаю, – ответила она, снова переводя взгляд на проем в стене и механическую головоломку за ним. – Агенор говорил, что вы способны удивить. Возможно, он прав.
Очевидно, она видела в нем – или в каких-то своих чувствах, связанных с ним, – что-то совершенно неожиданное для себя. Ему казалось, что он теперь имеет на нее влияние – если только не будет слишком нажимать.
– Не вижу ничего удивительного в желании продлить хорошее, – сказал он. |