«Подумать бы, что у меня от всех этих приключений ум за разум заезжает! — мелькнула у Садко новая мысль. — Но не я ж один беспокоюсь — Лука то же самое чувствует. Значит, либо мы с ним — глупцы непроходимые, либо остальные от той бури отупели...»

Купец, укутавшись в плащ, попробовал хотя бы задремать. Куда там! Сон не шёл к нему. И он лежал, вслушиваясь в мерный плеск волн, пытаясь понять, что происходит вокруг него и с ним, задавая себе вопрос за вопросом и ни на один не находя ответа.

Когда Садко дошёл до этого места, его голос вдруг сорвался. Он совладал с собой, рукавом рубахи смахнул стекавший по лицу пот. Снова коснулся струн, с трудом перевёл дыхание. Как ни владел он собой, воспоминания оказались сильнее.

— Ну, будет! — воскликнул Добрыня Малкович. — И так уж я тебе поверил. Вижу, что в песне своей ты правду рассказываешь. Если тяжко, отдохни.

Гусляр бросил на посадника быстрый взгляд и, сделав ещё одно усилие, улыбнулся.

— Спасибо, господин честной посадник, на добром слове! Но я самого главного ещё и рассказывать не начал.

Добрыня отпил вина и знаком велел подошедшему холопу долить чару певца.

— Ты горло смочил бы, вон уж сколько поёшь и поёшь, как только дыхания хватает! И, коли хочешь, можешь дальше просто так рассказывать. Всё едино я не успокоюсь, покуда до конца твоей истории не услышу.

— Услышишь, — пообещал Садко. — Что веришь мне, за то спасибо. Только сразу упреждаю: дальше всё куда чуднее станет! Может, и усомнишься. Подумаешь — морочу я тебя.

С этими словами он взял из рук слуги наполненную чару, однако сделал всего несколько глотков. При этом лицо певца выражало всё то же напряжение, что в самом начале рассказа.

— Сделай милость! — воскликнул Добрыня. — Не упреждай меня ни в чём. Не дитё я малое, чтобы в людях не разбираться и правды от вранья не отличить. Рассказывай, сделай милость.

ЧАСТЬ III

ВОДЯНОЙ

Глава 1. Во власти «Морского царя»

Сон пришёл нежданно, сам собою. И не обычный сон. Он не погрузил, как часто бывает, сознание спящего в странное полузабытьё, где возникают странно изменённые образы, причудливо вырванные из яви. Нет, этот сон навалился тяжело, мутно, сразу погасив все мысли. Сквозь непроглядность этого сна слабо мерцал лишь отблеск всё той же тревоги, что обуяла Садко на неведомом берегу.

Спал купец, возможно, два или три часа. И проснулся разом, точно кто-то резко окликнул его или он ощутил внезапный толчок. На самом деле кругом царило такое же молчание, было так же темно, и в высоченном небе сияла всё та же россыпь крупных, будто на юге, звёзд. И разожжённые на узкой береговой полосе костры ещё горели, правда, уже совсем слабо, лишь изредка выбрасывая вверх рыжие язычки пламени над багрово светящимися чёрными угольями.

«Что за морока?! — Это была первая и очень злая мысль проснувшегося. — Караульные уснули или как, чтоб их волной окатило! Огонь должен гореть, а не тлеть!»

Садко привстал на локте, откинув край плаща. Помотал головой, окончательно прогоняя сон. И тотчас увидел, что его мысль оказалась верна: несколько дружинников, назначенных костровыми, мирно храпели возле угасающих костров вместе со всеми остальными.

Но окликнуть их купец не успел. В тусклом свете, которого звёзды давали уже больше, чем огонь, он увидал, что на берегу они, он и его дружина, больше не одни.