|
В руке у каждого чернело, как сперва показалось купцу, не длинное, в рост человека копьё. Но вот кто-то из пробудившихся караульных нарочно либо по привычке, видя, что костры угасают, кинул в один из них охапку веток. Взметнувшееся пламя ярче озарило пришельцев (вернее, конечно же, здешних хозяев — это Садко уже успел понять), и, во-первых, стало видно, что часть их действительно стоят в воде, только не по пояс, а по щиколотку, и в этом, надо думать, нет никакого чуда — совершенно проснувшись, купец вспомнил наконец про отлив, а во-вторых, в руках у них не копья, а трезубцы... Длинные треугольные наконечники мерцали кованой сталью, и видно было, что они на славу заточены.
— Спокойно, братцы! — Садко понял, что обязан хоть как-то успокоить свою дружину, не то как бы кто-то и впрямь не схватился за лук. — Мы с вами, кажется, всё проспали, не заметили, как к нам пришли. А вы, люди добрые, простите, что незваны да непрошены явились: буря нас сюда пригнала, не то б не сунулись не спросясь. Дозволите ль до утра остаться, либо у вас чужакам ночевать не принято? Так и скажите. Мы сразу в путь тронемся. А дозволите остаться, не обидим: заплатим щедро и мешать вам не станем. Мы из града Ладоги. Торговлю ведём, по разным землям плаваем. Меня звать Садоком, кормчему моему имя Лука. А вы, честные люди, кто таковы будете? Он спросил: «Кто вы будете?», но обратился не просто к цепи чужеземцев, но к одной, заметно выделявшейся меж ними фигуре. То был мужчина, более рослый, чем все остальные, отличавшийся особенно мощным сложением. К тому же на его груди купец приметил толстую цепь, вероятно, золотую, да ещё и украшенную промеж звеньев крупными жемчужинами. Цепь свисала до пояса, наполовину прикрытая длинной светлой бородой. Скорее всего, то был предводитель неведомых людей. Заговорил Садко по-русски, подумав, что если это племя обитает на Нево-озере, то так или иначе могло уже иметь дело с русскими мореходами и должно хотя бы немного понимать их язык. Если же нет, он готов был заговорить на варяжском языке, который знал неплохо, благо в варяжские земли ходил с товаром часто. Купец, однако, тотчас увидал, что его слова вполне поняли. Бородатый сделал шаг вперёд и усмехнулся в свою бороду. Конечно, он и есть предводитель либо глава рода на этом острове. Но до чего же странны эти люди! Никогда Садко таких не видывал и краем глаза заметил, как изумлённо и ошарашенно взирают на островитян все его дружинники. Даже самый опытный из них всех — кормчий Лука таращился на хозяев острова так, словно глазам своим не верил. Во-первых странно было то, что их предводитель обладал такой роскошной бородой, а остальные были либо вовсе безбороды (хотя определённо не мальчики), либо с жидкими и короткими волосами, торчавшими из-под подбородка. Лида, которые вновь разгоревшийся костёр неплохо осветил, были светлые, но на удивление похожие одно на другое, точно все тут были родными братьями. Садко случалось торговать, скажем, с печенегами, и его не удивляло, что те зачастую кажутся на одно лицо, он знал, что когда обликом чьё-то племя сильно отличается от твоих соплеменников, то и различать чужаков нелегко: все темнолики, раскосы глазами, ликом словно бы плоски, поди разберись. Потом, когда уж к ним привыкаешь, тогда с этим проще. Но островитяне точно не печенеги и не половцы (да где ж тем и этим и взяться посреди Нево-озера?!), почему же все на одно лицо? У всех прямые короткие носы, широко поставленные, крупные, по-рыбьи круглые глаза, у всех лбы такие низкие, что кажется, будто волосы растут прямо от бровей. И лица на удивление неподвижны, стоят, смотрят на незваных гостей, и ни у кого ни единой гримасы, ни ухмылок, ни удивления во взорах — ничего! Но бородатый не только явно понял всё, что говорил, обращаясь к нему, молодой купец, но и решил ему ответить. И у него, у единственного явилось на лице хоть какое-то выражение. Правда, выразило оно не интерес, а некое странное, злое удовлетворение. |
