В ответ бородатый рассмеялся, уже откровенно булькая горлом, точно и впрямь там была вода.

— Так ты грозить мне вздумал?! — сквозь этот странный смех выдохнул «Морской царь». — Что мне твои угрозы, глупец? Как усыпил я всех вас, едва вы на отдых устроились, так и ныне, если захочу, усыплю, так что и пальцем никто дёрнуть не сможет!

— Может, оно и так. — Купец оставался с виду спокоен, и это, кажется, слегка насторожило Водяного. — Может, ты и в силах нас всех погубить, не знаю. Но и пробовать не хочу. Злато тебе, говоришь, не нужно? Допустим. Но, может, у меня для тебя ещё кое-что найдётся?

— Что же?

Бородатый определённо был если и не заинтересован, то озадачен и этим спокойным видом русского, и его речью, тоже не выдававшей никакого смятения. Видя твёрдость своего предводителя, сохраняли невозмутимость и его дружинники, хотя едва ли это им легко давалось.

Услыхав последний вопрос Водяного, Садко вдруг улыбнулся, а его улыбка обычно всегда располагала к нему собеседника, кто бы тот ни был. Трудно сказать, подействовала ли она и на «Морского царя», но он явно заинтересовался. Даже подошёл ближе к купцу, пристально вглядываясь в него своими светлыми, почти белёсыми глазами.

— Когда бушевала буря, разразилась гроза, и молнии сверкали вокруг нашей ладьи, в глубинах вод мы с товарищами видели дев морских. — Голос Садко был всё так же ровен. — Никогда прежде не доводилось никому из нас глядеть на русалок. Признаюсь, мы и в этот раз не совсем их рассмотрели. Но от бывалых мореплавателей доводилось мне слышать, что русалки тоже умеют подниматься из глубин морских и дивно поют, чем даже суда сбивают с пути. Говорят, из-за них и кораблекрушения случаются. И я вот подумал: они же, наверное, и тебя, твоё величество, услаждают своим пением. Не может быть, чтобы ты его не любил. Прав ли я?

— Прав! — Теперь в голосе Водяного звучало уже откровенное самодовольство. — Нет звуков более дивных, чем голоса дев морских!

— А вот и неправда! — воскликнул Садко. — Не слыхал я, что правда, то правда, как они поют, зато знаю, что есть музыка, с которой мало что сравнится. Вот эта.

С этими словами купец поднял с земли и показал Водяному свои гусли. Устраиваясь на ночлег, он принёс их из ладьи и положил рядом с собой, как делал нередко, — они были ему слишком дороги.

Вид незнакомого, ни на что не похожего предмета, казалось, озадачил «Морского царя». Он даже пропустил мимо ушей очевидную дерзость, которую позволил себе его пленник. Водяной протянул руку, чтобы взяться за гусли, но Садко, резко накинув на шею ремешок, развернул самогудки в сторону.

— Нельзя их неумелой рукой трогать, они обидеться могут и играть не станут. А если хочешь послушать, так я сыграю тебе. И спеть могу, может, даже и не хуже твоих дев морских. Только повели, чтоб слуги твои свои рогатины опустили и в нас не целились. Обещаю тебе, что и мои ребятушки супротив вас оружия не поднимут. Ну так что? Играть ли?

Водяной махнул рукой, и трезубцы его молчаливых подданных опустились, коснувшись остриями камней. Кажется, рыбоглазые тоже испытывали любопытство, по крайней мере некоторые их них подались вперёд и неотрывно смотрели на купца.

— Играй! — пробулькал «Морской царь». — Если и впрямь хорошо сыграешь и споёшь, помилую, отпущу. Но смотри же: не развеселишь меня, не порадуешь, я тотчас велю и тебя, и всех твоих...

— Стой! — уже совсем дерзко прервал его Садко. — Говорил же, не стоит грозить нам. Мы ж вам не грозим. Если доволен не будешь, добро: твори над нами, что пожелаешь. А сейчас — слушай.