|
.. У меня к вам несколько странное предложение. Но возьмите себя в руки и выслушайте. Не понравится, просто откажитесь. Мы же не дикари в самом деле! Не обязательно ругаться, кричать и все такое разное... Он не пояснил, что это «все такое разное», но кому нужно объяснение кто видел, что случилось с Грессером, или слышал? — Говорите,пригласил Засядько. Мещерский развел руками, зачем-то отступил на шаг: — Я знаю, вам неприятно слышать, когда бахвалятся землями, десятками деревень с крепостными, дворцами в Петербурге и Москве... Но у иных кроме богатств, унаследованных от предков, ничего нет. Ни своего ума, ни отваги, ни жизненной силы. Что им еще остается? Засядько смерил его взглядом: — Я это уже заметил. Красные пятна вспыхнули на скулах знатного потомка, но сдержал себя, только голос стал еще сдержаннее, точнее в интонациях: — Да, у меня примерно так. Правда, я не считаю себя обделенным жизненной силой. На мне знатный род, надеюсь, не прервется... но это так, к слову Вы родом из Малороссии? Государыня, после того как ввела войска в Запорожскую Сечь и упразднила тамошнее самоуправление, пожаловала моему отцу обширные земли. Там что-то около трех десятков деревень, леса, озера, богатые пашни, старинные замки или что-то в этом роде... Но там постоянно бунты, льется кровь, малороссы не смиряются с потерей независимости. Отец там побывал лишь однажды, да и то без охотки. Вам не покажется странным, если я... предложу вам эти земли? Засядько смотрел в упор. Потом в глазах мелькнул опасный огонек. Мещерский отступил еще на шаг. Голос Александра был ровным, даже слегка насмешливым: — Нет. Голова Мещерского дернулась, будто получил удар в челюсть. Расширенными глазами взглянул, словно на призрак: — Почему? — Такое не предлагают незнакомому человеку даром. Видимо, у меня есть что-то ценное на обмен. Верно? Мещерский совладал с собой, нехотя кивнул: — У вас есть Кэт. У барона Грессера на самом деле не было шансов, чтобы он не говорил и как бы не надеялся. Я был гораздо ближе, чтобы получить ее руку. Грессер — отважный и горячий дурак, он умеет работать до двадцати часов в сутки, прыгает на диком коне через ограды, но все еще не умеет говорить женщинам то, что они хотят услышать. Я — умею. И я был близок к моменту, когда просил бы руки Кэт... и не получил бы отказа, но тут появились вы. Слава богу, отважный Зигмунд первым налетел на вас. Боюсь, что я мог бы совершить что-то подобное... пусть не так лихо и безрассудно. Но я хорош еще и тем, что умею учиться на чужих ошибках. Деревья приблизились, листва громко шумела под свежим ветром. Становилось зябко. Мещерский ежился, нос посинел, щеки побледнели. Засядько повернул обратно, и Мещерский с готовностью последовал его примеру. После недолгого молчания Засядько сказал ровным голосом: — Вы уже знаете, что я отвечу. Мещерский взглянул жалко, но в глазах была бессильная ярость: — Догадывался с самого начала. Честь, верность слову... Вы не замечаете, что наступают новые времена. Мужчины перестанут стреляться из-за женщин, вообще перестанут стреляться, и скоро уже никто не пустит пулю в висок из-за пятна на чести... Засядько покачал головой: — Такие времена никогда не наступят. — Наступают! Так вы в самом деле не хотите принять в дар. |
