Разве это демократия? — спрашивает Това.
Естественно, после этого в разговор вступает папа:
— Я голосовал бы за мистера Рузвельта не поэтому. Я голосую за человека, а не за костюм.
При этих словах папа поднимает палец вверх, а потом делает паузу, потому что эта фраза прозвучала так убедительно, что, вероятно, достойна стать газетным заголовком. Потом папа продолжает:
— Но позволь сообщить тебе, дочь, что твой дядя Мойше сшил эти парусиновые гетры так, что они выглядели совсем как сшитые из кавалерийской саржи, а в своем искусстве создания патронташей твой дядя не имеет равных, я повторяю, не имеет равных в Нижнем Ист-Сайде…
Я бы точно голосовала за Тедди Рузвельта, если бы могла. Но завтра мы все будем сопровождать дядю Мойше, когда он пойдет голосовать (дядя Мойше — гражданин Америки), и даже если будет адская жара, я все равно надену новое зимнее пальто, которое мама переделала для меня из одного образца, взятого у отца Итци. На воротнике и обоих карманах бархатная окантовка. Все мы, Фельдманы, гордо пойдем по Орчад-стрит к избирательному участку, пусть даже право голоса есть только у дяди Мойше. О, как бы я хотела, чтобы царь на нас посмотрел.
Угадайте, что случилось? Я буду помощницей по реквизиту в новой пьесе. Говорят, главную роль будет играть Якоб Адлер. Я так волнуюсь. Только представьте. Может быть, я буду вручать реквизит Якобу Адлеру!
P.S. Тедди Рузвельт победил на выборах, но Якоб Адлер меня волнует больше.
Дядя Шмуль признался мне, что он любит мать Блю и они хотят пожениться, но сначала миссис Вулф должна получить развод. Одно свидетельство о разводе, еврейское, она должна получить у раввина, а второе, американское, у властей. Тогда я рассказала дяде Шмулю о том, как мы с мамой видели мистера Вулфа в Верхнем город. У дяди Шмуля чуть глаза не выскочили, когда он об этом услышал. Потом я показала ему письмо, которое написала в «Джуиш дейли форвард», и ответ. Дядя Шмуль сказал, что все это очень важно и хорошо, что я рассказала ему об этом. Потому что теперь, может быть, миссис Вулф быстрее получит развод. Мэми водит меня выбирать зал для ее грядущей свадьбы, дяде Шмулю я рассказываю важные новости для его будущей женитьбы, вот я и думаю: не пойти ли мне в бизнес по оказанию свадебных консультаций?
До Хануки всего две недели, а я даже не радуюсь этому. Интересно, Мириам будет праздновать Хануку?
Первый раз за много недель пишу на идише. Ни один язык, кроме родного, не может передать этих чувств. И все равно я похожа на немую. Мои пальцы механически водят ручкой по странице, когда я рассказываю эту ужасную историю. Это страшнейшая трагедия из всех, известных мне. Мэми мертва. Она погибла в ужасном пожаре на фабрике по изготовлению одежды «Даймонд», она там работала. Вчера после школы мы с Блю шли вверх по Ладлоу-стрит к Хестер-стрит, улица казалась необычно тихой и пустой. Сначала мы не понимали, что случилось, потом увидели маленькие группы людей, люди стояли на углах улиц и тихо переговаривались. Вдруг мы с Блю одновременно заметили, что вокруг нет ни тележек, ни фургонов. Обычно улицы вокруг Хестер-стрит забиты повозками и фургонами. Блю спросила кого-то, что происходит. Ей ответили: страшный пожар рядом с Вашингтон-сквер. Горит фабрика «Даймонд». Я вскрикнула, потому что знала, что там работает Мэми. Я схватила Блю за руку, и мы понеслись по улицам. Было очень холодно, мы постоянно поскальзывались на льду.
Скоро мы увидели огромные черные клубы дыма, в воздухе кружился пепел и зола. Фабрика расположена в большом многоэтажном здании, которое занимает целый квартал. У меня перехватило дыхание от ужаса, когда я увидела огонь, вырывающийся из окон, языки пламени на крыше. Мы пробились сквозь толпу и взглянули вверх. Мэми! Я прошептала ее имя. Мы с Блю вцепились друг в друга и в ужасе смотрели вверх. |