Раньше в обойном царстве Микки-Маусов правил только Хорхе, потом по воле родителей пришлось ему разделить власть с Марией. По соседству с детьми обитает тетя Анхелика. У нее не комната, а кладбище любовных романов: толстых и тонких, жестких и мягких, испанских и иностранных, счастливых и трагичных, прочитанных и нетронутых. Одинокая пожилая женщина в свободное от кухонных баталий время с восторгом упивается чужими выдуманными страстями. Ну, а в конце — комнаты девочек: у Франсиски — нежная, розовая, трогательная, аккуратная; у Андреа — яркая, агрессивная, требовательная, разбросанная: на стульях — вещи, на полу — ноты, на подоконнике — книги, альбомы, диски.
Андреа привыкла наделять дом характером, атмосферой, жизнью. У них с Димом теперь тоже живая комната: со своей историей, со своей религией, со своим пафосом. В темных переходах здания, по которым она механически передвигается вслед за свекром, царит бездушность: ни картин на стенах, ни фотографий, ни бессмысленных безделушек. Никогда еще Андреа не приходилось бывать в таком бесчувственном, вымершем доме.
Они спускаются по винтовой лестнице в темную ночь подземелья, свекор отодвигает тяжелый засов, распахивает дверь — и Андреа попадает в рай.
Такого она не видела никогда. Ни в Испании, ни в музее Глинки в Москве, ни в частных коллекциях. Она вообще еще никогда и нигде не видела такого количества гитар, даже в музыкальных магазинах, в которых они с Димом частые гости. Все стены тридцатиметровой комнаты увешаны гитарами разных форм и размеров, гитары лежат и стоят на полу, на подставках и без, шестиструнные и семиструнные, классические, акустические, электрические, у некоторых отсутствует гриф, у других — не натянуты струны. Да, дело не в количестве инструментов, а в их многообразии. Когда Андреа вновь обретает способность говорить, она задает единственный пришедший на ум вопрос:
— Вы собираете гитары?
— Ну, в каком-то смысле собираю. Я их делаю.
— Как делаете?
— Руками, — смеется свекор, обрадованный произведенным эффектом, а Андреа ругает себя за глупость. Как будто она не знает, как делают гитары.
— Все-все сами?
— Все-все. Иди-ка сюда. Смотри, — свекор снимает со стены обычную на первый взгляд гитару, — попробуй.
Андреа охотно извлекает несколько звуков. Гитара как гитара. Ничего особенного. В глазах свекра хитрые искорки.
— А теперь слушай. — Он садится, кладет инструмент себе на колени, ловким движением достает откуда-то металлическую пластину с закругленным ребром и начинает играть на гитаре так, как обычно играют на гуслях. Музыка становится протяжной, звук — певучим, льется сентиментальная, немного грустная мелодия.
— Слайд-гитара? — со знанием дела спрашивает Андреа.
— Профи. — Звучит одобрительно, без издевки. — Это гавайский вариант. Видишь, струны высоко подняты над ладами?
— А батл нек у вас есть?
— Эй, детка, да ты и Вадиму фору дашь. Здесь все есть: и батл нек, и добро, и нэшнл, и педалл-стил. Вот эта — нэшнл, звук резкий, но быстро гаснет, хороша для исполнения блюза, а вон та, с испанским грифом — добро, у нее звук мягкий, кантилена яркая. Такие гитары любят фолк-музыканты.
— А это что? — Андреа зачарованно смотрит на диковинный инструмент, не решаясь дотронуться: гитара похожа на двуглавого орла, у нее два грифа, а внизу, будто лапки птицы, расходятся несколько педалей.
— О… Это вещь. Похожа на арфу, правда? Это педальная стилл-гитара. С помощью педалей и коленных рычагов можно менять натяжение отдельных струн прямо во время игры, переиначивая строй всего инструмента. Хочешь попробовать?
— Здесь десять струн. |