|
А потому на воскресную мессу людей стекалось больше, чем на первое представление комедии: по одну сторону решетки мелькали чепцы и белые ручки монахинь, по другую — вздыхали их поклонники, местные и заезжие, среди коих были и самые знатные кавалеры: вот, к примеру, наш государь. Что же касается веселого дома на Компас-де-ла-Лагунья, гордившегося тем, что одной из его питомиц была некая Клара Мендес, чье имя сделалось нарицательным, став синонимом слова «потаскуха», то он предлагал постояльцам гостиниц как на соседней улице Тинторес, так и на других улицах, а равно и гражданам Севильи карты, музыку и женщин того разряда, о котором великий дон Франсиско де Кеведо в своей неповторимой манере писал:
Блудило тот, кто у блудев в почете, И блудень тот, кто их лелеет нежно, Его готовы содержать прилежно И блудуэньи, и блудуньи плоти. К звезде блудящей подползая в поте, Блудяшками обмениваясь спешно, Живя блудобоязненно и грешно, Я назову тебя блудней на взлете.
А содержал бордель некий Гарсипосадас, помимо прочего, известный в Севилье и тем, что один его брат, придворный поэт и друг Гонгоры, в этом году был сожжен на костре за противоестественную связь с мулатом Пепило Инфанте, тоже поэтом и слугою адмирала де Кастильи, а другой — три года назад в Малаге как иудействующий, и мудрено ли, что благодаря таким вот родственным связям сподобился Гарсипосадас получить ехидное прозвище Гренок. Личность достойная во всех отношениях — он весьма сноровисто вел свое предприятие, умея подмазать, где надо, чтоб крутилось без задержки, блудным девкам был отец родной, шпаги требовал оставлять в прихожей, посетителей моложе четырнадцати не допускал, избегая таким образом претензий со стороны городских властей. Приятельские отношения на взаимовыгодной основе сложились у него и с севильскими бандитами, и с блюстителями порядка, оберегавшими его, как сказали бы нечестивые англикане, бизнес. И в котле сего блудилища кипела похлебка разнообразнейшего сброда — были здесь и фанфаронистые забияки, через слово поминавшие Божью мать и чуть что хватавшиеся за нож, и деловито-обстоятельные наемные убийцы, уважающие себя и свое ремесло, и сбившиеся с пути, спившиеся с круга родовитые дворяне, и загулявшие жители заморских наших провинций, и богатые горожане, и переодетые в мирское платье клирики, и шулера, и юноши, осваивающие азы сводничества, соглядатаи и наушники, честные воры и бессовестные проходимцы, мошенники, за пушечный выстрел чуявшие поживу в лице доверчивого чужестранца и совершенно неуязвимые для правосудия, интересующегося прежде всего толщиной кошелька. Об этом стихами сказал сам дон Франсиско де Кеведо: … Вот какие в Севилье дела: Тяжесть кары здесь соразмеряют С тем, насколько мошна тяжела. Так что под снисходительным доглядом властей в Компас-де-ла-Лагуну каждый вечер стекались люди, и рекой текло самое тонкое, выдержанное вино — ну да, текло рекой, а вытекало порой прямо-таки водопадом — и отплясывалась разнузданная сарабанда, благо было с кем. В заведении обитали тридцать с лишком самых что ни на есть распутных путан-распутан, сирен не столь сладкогласных, сколь голосистых, обитавших каждая в отдельной каморке, и в субботу утром — ибо у порядочных людей принято наведываться в бордель в субботу вечером — альгвазил удостоверялся, что ни у кого из девиц нет любострастной болячки, сиречь французской хворобы, проявления коей столь тягостны, что подцепивший ее мог лишь вопрошать в тоске и гневе, почему же Господь не наделит такой же неприятностью всякого язычника, еретика и врага христианской веры. Мудрено ли, что все эти забавы сильно досаждали архиепископу — в одном из его писем того времени читаем мы: «… в изобилии у нас в Севилье развратников, лжесвидетелей, убийц, ростовщиков, мошенников. Игорных домов в городе свыше трехсот, а домов публичных — вдесятеро больше». |
