Капитан, так и не надев шляпу, смотрел вслед человеку, которому посвящались эти строки, а король удалялся в сопровождении своей свиты. И я удивился, заметив, что лицо моего хозяина омрачилось, словно случившееся связало его — в смысле символическом — сильнее, нежели он сам того желал. Человек тем свободнее, чем меньше он должен, и в душе моего хозяина, способного убить человека за дублон или за необдуманное слово, жили нигде не записанные, никогда не произнесенные вслух понятия, не менее святые, чем дружба, дисциплина, верность слову. И покуда дон Франсиско де Кеведо продолжал на ходу сочинять строфы своего нового сонета, я понял — или почуял, — что для капитана Алатристе эта золотая цепь — тяжелее чугуна.

Приложение

ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ «ПЕРЛОВ ПОЭЗИИ, СОТВОРЕННЫХ НЕСКОЛЬКИМИ ГЕНИЯМИ ТОГО ВРЕМЕНИ»

Напечатано в XVII веке без выходных данных. Хранится в отделе «Графство Гуадальмедина» архива и библиотеки герцогов де Нуэво Экстремо (Севилья).

Франсиско де Кеведо

Нравственные наставления капитану Диего Алатристе

Сонет

Когда мы что имеем, не храним, когда мы о потерянном не плачем, готовы мы к провалам и удачам, и рук

Судьба не выкрутит таким.

Когда мы не прельщаемся мирским, мы, встретив

Смерть, пред черепом незрячим глаз не отводим, и лица не прячем, поскольку в грязь не ударяли им.

Страшись, Диего, головокруженья страстей, которых полон этот век

Будь, Алатристе, вольный человек, и в смерти будь хозяин положенья.

Живи один — к исходу бытия пусть лишь тебя коснется смерть твоя.

Строфы на мученическую смерть незабвенного Никасио Гансуа, принятую им через удушение в славном городе Севилье

Приписывается дону Франсиско де Кеведо

Песнь первая

Давненько столько народа не видел свод каземата: краса севильского сброда, отборные все ребята!

Святых поминая всуе, идет проститься когорта — назавтра Нико Гансуе харчиться в гостях у черта

Мудра короля забота, для многих тюрьма — награда, а если завтра гаррота, то, стало быть, так и надо!

Идут крестоносцы боен, пропущены стражей разом, (а каждый стражник подпоен, а каждый стражник подмазан)

В плащах по самые брови, с клеймом на душе и шкуре, хлебнувшие вдосталь крови — явились, не обманули.

И пир уж горой — гляди ты, какие цветки-бутоны! И все как один бандиты, бахвалы и фанфароны

Высокого рода парни (здесь девки не портят вида!), и шляпы у них шикарней, чем шляпы грандов Мадрида.

Пышнее мессы не сыщем Святому Глотку и глотке, и ножик за голенищем у каждого в той слободке

На то и собрались вместе, сойдясь в благородном деле, чтоб смертнику честь по чести воздать, и в том преуспели.

Вон там Красавчик, что с девой схож видом, с мужем — отвагой, владеет правой и левой, равно гитарой и шпагой.

А рядом с ним Сарамаго, знаток ученой латыни, в руке то перо, то шпага — он лихо фехтует ими.

Поодаль, слегка на взводе, прислушиваясь вполуха — шельмец Галеон (в народе такая за ним кликуха).

А за табачным туманом зверье особой породы — Кармона с доном Гусманом, тузы крапленой колоды.

А возле — такие принцы, друзья ночного улова, кидалы и проходимцы, охотники до чужого.

И каждый весьма достоин, чтоб задал король им перцу. А вон Алатристе — воин любезный нашему сердцу, явивший столько примеров и доблести, и сноровки среди других кавалеров пеньковой мыльной веревки.

Бальбоа с ним неразлучен, что носит штаны недаром, в боях под Бредой приучен удар отражать ударом.

Всем скопом под сегидилью с азартом карты метали, с Гансуа ночь проводили, остатний век коротали.