Изменить размер шрифта - +
Луна была на ущербе, но все же ее тусклого света хватило, чтобы разглядеть стоящий у берега баркас со спущенным парусом. Один фонарь горел на носу, другой — на земле, а на борту темнели две неподвижных фигуры — надо полагать, шкипер и матрос. Алатристе остановился, мы со счетоводом замерли рядом, а все прочие, приблизившись, сгрудились вокруг. По приказу капитана я принес и опустил фонарь к его ногам. Смутно белевшее в полумраке полотнище паруса делало зрелище еще более мрачным: едва вырисовывались кончики усов и бород, надвинутые до самых глаз шляпы, и тускло посверкивало металлом оружие. Наши новобранцы, отыскав знакомых, начали переговариваться вполголоса и приглушенно пересмеиваться, однако отрывистая команда Алатристе заставила всех умолкнуть.

— Пойдем вниз по реке. Предстоит работа, какая — скажу, когда прибудем на место… Вы все уже сделали свой выбор, так что назад ходу нет. Излишне напоминать, чтоб держали язык за зубами.

— Обидно слышать такое… — раздался в ответ чей-то голос. — Каждый из нас в свое время водил знакомство с дыбой и кобылой, так что молчать умеем.

— Просто хочу, чтобы вы это себе уяснили… Вопросы?

— Когда заплатят остальное?

— Когда дело сделаем. Я полагаю — послезавтра.

— И тоже — золотом?

— Чистым и звонким, как детский смех. Двуспальными дублонами — такими же, что вы получили в задаток.

— А много ль душ придется загубить?

Я украдкой взглянул на Ольямедилью — завернувшись в свой черный кафтан, он ковырял землю носком башмака и, казалось, думал о чем-то совсем постороннем. Без сомнения, этот человек, привыкший водить перышком по бумаге, нечасто слышал столь откровенные речи.

— Таких умельцев, как мы с вами, зовут не чакону плясать, — ответил Алатристе. Переждав раздавшиеся после этих слов смешки и одобрительное чертыханье, он указал на баркас: — Грузитесь, господа, устраивайтесь поудобней. И помните, что с этой минуты вы — в строю.

— В каком это смысле? — осведомился кто-то.

В немощном свете фонаре все увидели, как капитан словно бы невзначай опустил левую руку на эфес шпаги. Глаза его пронизали тьму.

— А в таком, что если кто не подчинится приказу или начнет своевольничать, — медленно проговорил он, — я того убью на месте.

Ольямедилья устремил на него пристальный взгляд. Наступила такая тишина, что слышно было бы, как муха пролетит. Каждый переваривал услышанное, надеясь, что оно усвоится. И в этой тишине до нас долетел плеск весел невдалеке — где-то возле ошвартованных у берега суденышек. Все дружно обернулись в ту сторону — из тьмы вынырнула лодка с полудюжиной гребцов и тремя темными фигурами на носу. Себастьян Копонс — у него это заняло меньше времени, чем потребовалось мне, чтобы рассказать об этом, — прыгнул к берегу, наведя на подплывающих два огромных пистолета, как по волшебству появившихся у него в руках, а в руке Алатристе молнией сверкнул обнаженный клинок.

— За двумя зайцами… — прозвучал знакомый голос. Слова эти, послужив паролем, успокоили и капитана, и меня, тоже схватившегося за кинжал.

— Свои, — сказал Алатристе.

Он вложил шпагу в ножны, а Копонс спрятал пистолеты. Лодка ткнулась носом в берег неподалеку от нашего баркаса, и в слабеньком свете фонаря обрисовались три фигуры. Алатристе приблизился. Я — следом.

— Надо же попрощаться с другом, — сказал тот же голос.

Теперь я узнал графа де Гуадальмедину. Как и оба его спутника, он был в плаще и шляпе. За спиной у них, в шлюпке, я различил зажженные фитили двух аркебуз — новоприбывшие тоже были готовы ко всяким неожиданностям.

— У меня мало времени, — не слишком приветливо произнес капитан.

Быстрый переход