— Ты совсем, Сашка, попух. Разве Ы-Гаго ни один хер, думаешь, он, кроме Мосластого, подозревает за других писателей? И потом, в натуре, ты отстал от жизни… Пушкинскую снишь сам себе, а кто такой Макар Посмитный, помнишь?

— Конечно, — спокойно ответил господин Гринберг. — Председатель колхоза, дважды Герой…

— О, видишь, а товарищ Ы-Гаго уже Герой три раза! Не в том понт. Сегодня есть литературная премия имени Посмитного, врубился? Так он колхозник. Зато Федя Мослатый — рабочий. Усекаешь? Да здравствует союз рабочих и крестьян имени литературы…

— Пургу гонишь! — высказался господин Гринберг.

— Ах ты жирная морда, — взбеленился Таран. — Чтобы я не ответил за свое воровское слово и лечил тебя, собственного доктора? Хоть на толковище ртом забожусь: читал собственными шнифтами, мамой отвечаю, падло буду: есть такая партия… тьфу, премия. Именно литературная…

— Представляю себе эту колхозную литературу, — прошептал адвокат.

— Гонишь, — в свою очередь упрекнул его Верховный Жрец. — Ты себе такого представить не можешь. Это надо видеть в газете своими зыркалами на морде… Так, вяжи базар. Сейчас я еще пару слов брякну.

— Братва! Товарищи! — заорал Таран. — Важное правительственное сообщение! В честь юбилея товарища Ы-Гаго и по многочисленным народным просьбам решено переименовать Тропу Независимости в Тропу Ы-Гаго. Потому что наш любимый знает, куда ему ходить, а вы все дружно — за ним… Слово имеет представитель комсомольской организации имени товарища Ы-Гаго, победитель слонов и тараканов нарком Чича!

— Весь засрундийский народ несказанно рад, что тропу Независимости переименовали в тропу Ы-Гаго, — понес комсомольский вожак, — и так все знают, какие мы независимые, а имя товарища Генерального секретаря — само по себе гарант свободы и процветания…

— Слушай, Тимур, этот бенефис надолго? — спросил Гринберг.

— Не манди, Шапиро! Тебе сны снятся, а мне нет. Врубился? Опять же поеду в Англию, там такой театр воспоминаний даже королева не сорганизует.

— А что с этими будет? — кивнул в сторону млеющего от восторга зала адвокат Верховного Жреца.

— Как что? С этими останется счастливая жизнь. Подумаешь, буду слегка подгонять сюда консервов, шмурдяка и прочего, тоже еще событие. Или мы мало намолотили на ихнем бармилоне…

Господин Гринберг пристально посмотрел на Тарана и невинным голоском заметил:

— К тому же всегда будет куда вернуться, ударь тебе в голову очередная блажь.

— Полегче, Сашка, не залупайся. Ты просто недооцениваешь стремления народа до вечных ценностей. И моего, в натуре, переживания за простых людей… Во, смотри, хор на сцену выкарачился. Имени Девяносто Девятого съезда партии.

— Что-то у вас этих съездов многовато…

Таран одарил адвоката царственным взглядом и пояснил:

— А как ты хотел? Или без съездов партии можно строить счастье народа?… Мы их раз в три дня проводим, когда мне телевизор смотреть тошнит или дожди начинаются…

Хор имени Девяносто Девятого съезда социалистической партии дружно запел под монотонные удары барабанов ансамбля ударных инструментов Краснознаменного коллектива песни и пляски, поголовно состоящего из народных артистов. В свое время Верховный Жрец решил побороться с алкоголизмом. Вместо дополнительных жизненных благ в виде огненной воды он присваивал налево и направо высокие звания артистам, попутно наградив товарища Хупу почетной грамотой как лучшего рационализатора и изобретателя вместо спецпайка «Плейбой», положенного номенклатурному работнику.