— Ссученный ботало Шапиро, а не ты, нарвется до комплиментов, только мне надо краем пройти. Но когда я Потяну веревку…

— За это пока нет базара, — перебил клиента адвокат, — тебя можно гайкнуть до грызни…

— Качум верзо! Нехай я, князь, заделаюсь орлом, — на всякий случай не поверил Гринбергу Таран, — но сведу кены с этим рвущим очко неуловимым мстителем Шапиро, пускай его ныкают хоть в лыве. Балериной чину потараню, на луну отправлю, движок заглушу падле, в сберкассе с нее дельфина устрою…

— Вяжи бульдить и борматься!

— Ты поехал? — не прислушался к совету адвоката клиент — Я эту сукадлу буду строчить в Роттердам с заходом в Попенгаген, а потом повешу ей галстук и псам скормлю. Хрен он поимеет счастье попасть в дуборезку перед уборкой… Короче, я прямо на этих шхерах шерудил рогами. Какие-то ялыманы имели шибарту чухануть нас гецом и устроить мне вилы в бок. Теперь я их заимею, пускай хвостом не накроюсь, но фидуцию исполню. Им выключенный счетчик раем прокатает! Мы имеем дать оборотку, спочкать и умыть этих махновцев, посадить их на сквозняк, облакшать по любому прайсу, взять на доктора за их помпу с помпадуром и зафаршмачить на всю катушку! Вывернусь до упора, но вспотею их, отбараю гнид на всю катушку. Наведи коны с… Врубился? А их бондаря, ртом божусь, подливу не гоню, запузырю дирижером оркестра Дворца бракосочетания. В общем, сделай шутвис и кинь мне маяк… Да, выскочишь из мышеловки, брякни чесотке… Ладно, скажи музыкантам пусть зайдут назад.

— Понял, — спокойно ответил господин Гринберг, — но у меня есть еще один вопрос. Он возник при покупке заказанного тобой особняка. Мы немного опоздали. Вышел новый закон, согласно которому прежде, чем получить право на покупку недвижимости, необходимо приобрести ценных бумаг английских фирм на сумму не менее, чем семьсот пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. И право на проживание в Англии будет обусловлено сохранением твоих инвестиций на данном уровне.

— Черт с ними, — согласился мистер Таран, — я уже инвестировал столько экономик — и мексиканскую, и родную американскую, но особенно — украинскую… Блядь! Они кинули меня на четыре лимона… И обосрали на весь мир…

— Опять за рыбу гроши… — пробормотал господин Гринберг, с трудом отрывая жирный зад от кресла.

— Слушай, Сашка, вот что я тебе скажу, — на всякий случай заметил напоследок его клиент. — Я согласен отдать, что у меня есть. Кто-кто, а ты знаешь, у меня таки да есть… Лишь бы вернуть долги…

— Я все устрою, — ответил господин Гринберг, открыл дверь и позвал музыкантов.

— Ребята, — попросил Таран квартет Гварнери, — сделайте красиво и громко, так, чтоб другие зэки, нехай они нищие и не могут заказать музыки, тоже приторчали. Тут в конце коридора Курт парится. Безработный, булку спер, а эти палачи его сюда, за решетку. Как в старое время, за кусок хлеба… Он теперь, наверное, за пожизненное мечтает… Ладно, брякните так, чтобы этому голодному тоже стало весело…

Прежде чем господин Гринберг вышел в коридор, по его ушам ударило сильнее взрывной волны начало песни:

Адвокат Гринберг медленно шел по шикарному ковру, устилающему коридор. Да, такого ковра не было даже в доме его папаши, торговавшего газводой в будке на Торговой улице. Эту будку снесли за год до того, как семья Гринбергов эмигрировала в Германию. Господин адвокат брел по блиставшему роскошью коридору к лестнице, а вслед ему из камеры Тарана летела песня:

Адвокат, не торопясь, спускался по мраморной лестнице следственного изолятора города Вейтерштадт, где сидели самые обычные граждане в ожидании своей дальнейшей судьбы.