— Мисс Стэнфорд? — спросил Малко.

Служанка молча улыбнулась и жестом пригласила Малко следовать за ней.

Она босиком пошла впереди через еще одну прихожую, чрезвычайно напоминавшую музей. Везде стояли нефритовые и каменные будды, статуэтки из дерева и золота, были выставлены драгоценные предметы.

Из прихожей они попали в гостиную.

Здесь было так же прекрасно. Если не считать современной люстры, все в комнате было двухвековой давности. Тщательно натертый воском паркет, деревянная обшивка стен, поднимающаяся к потолку, низкий квадратный столик, несколько черных деревянных кресел и диван с сиреневым покрывалом.

Из ниши на Малко загадочно глядели две метровые статуи бирманских девственниц. Ошеломленный такой красотой, Малко сел. Он немного знал толк в восточном искусстве и догадывался, что любой музей мира не пожалел бы миллионов, чтобы завладеть этими чудесами.

В доме царила полная тишина. Служанка исчезла и вскоре вернулась с небольшой жаровней, которую она разожгла и поставила у ног Малко, чтобы отгонять комаров. Кондиционера тут не было, а от улицы комнату отделяла лишь тонкая проволочная решетка. Дом находился всего в двух минутах езды от «Еравана». И тем не менее это был другой мир, другой век.

А ведь Джим Стэнфорд родился в Виргинии!

Малко услышал вдруг легкое скольжение чьих-то ног, и мелодичный голос произнес по-английски:

— Вы, по-видимому, и есть князь Малко Линге?

Этот же голос час назад разговаривал с ним по телефону. Полковник Уайт дал Малко домашний номер Джима Стэнфорда.

Малко представился, упомянув о том, что встречался с Джимом в США.

— Да, я знаю, — холодно сказала супруга Стэнфорда. — Джим говорил мне о вас. Так вы в Бангкоке?

— Могу я встретиться с вами? — спросил Малко.

Она даже не поинтересовалась зачем. Все тем же безучастным, равнодушным голосом она, не задавая вопросов, пригласила Малко прийти через час и повесила трубку.

Как будто ей было совершенно наплевать, придет он или нет. Она, однако, должна была догадаться, что Малко прибыл в Бангкок не для того, чтобы любоваться кхмерскими храмами.

Странно все это.

Он быстро встал. Жена Джима Стэнфорда оказалась удивительной женщиной: одного роста с ним, черные как смоль волосы зачесаны назад и собраны в необычную прическу; стройная, тонкая, как былинка, она носила облегающее китайское платье из шелка с разрезом чуть выше колена. Особенно необычно выглядело лицо. Губы и пухлый подбородок выдавали тайку, но широкие миндалевидные глаза и выступающие скулы свидетельствовали о китайских предках. Ее возраст трудно было определить: ей можно было дать как тридцать, так и все пятьдесят. Кожа у жены Стэнфорда была на редкость гладкая, очень светлая, почти прозрачная.

Покорный Малко склонился над ее длинными пальцами с заостренными ногтями, покрытыми темно-красным, почти черным лаком.

— Вы, я полагаю, Сирима Стэнфорд? — спросил он.

Она изящно наклонила голову.

— Да.

Мадам Стэнфорд села напротив и, прошуршав шелком, положила ногу на ногу. Вблизи по некоторым деталям: серебристым прядям, прячущимся в черной массе волос, морщинкам около рта, слегка пергаментной коже рук и особенно по печальной глубине направленного на Малко взгляда — можно было сделать вывод, что ей далеко за сорок. Но и такая, как есть, мадам Стэнфорд была способна утереть нос порядочным и некоторым менее порядочным женщинам.

Сложив руки на коленях, она ждала, когда Малко заговорит.

Чтобы как-то разрядить атмосферу, Малко изрек банальность:

— Когда вы вошли, я как раз любовался вашей коллекцией. У вас тут чудные вещи...

Мадам Стэнфорд вздохнула.

— Джим... мой муж очень любил эту старину.