Желчь подступила к горлу. Пошатываясь, Малко попытался подняться, но последовал еще и удар в висок, после которого он совсем отключился. Через какое-то мгновение почувствовал, как один из азиатов перешагивает через него, но сил задержать его уже не было.

Малко зажег свет и замер озадаченный. Он находился в небольшой, отделанной лепниной, комнате с картинами на стенах и двумя великолепными шкурами пантеры на полу; всю мебель составляли большая низкая кровь и ширма.

Мадам Стэнфорд лежала на кровати. Совсем голая. Ее руки и ноги были привязаны шнурами к спинкам кровати, рот и глаза заклеены двумя широкими коричневыми полосками лейкопластыря. Одежда валялась на одной из шкур. Малко посмотрел на кровать и оцепенел: рядом с женщиной он увидел два оголенных провода.

Малко поднял с пола пистолет и, опасаясь самого худшего, подошел к постели. Склонившись над безжизненным телом, он обнаружил, кроме красных точек, которые электроды оставили около сосков, еще и мелкие, почти не видимые невооруженным глазом порезы, испещрившие грудь.

Мадам Стэнфорд дышала носом — тяжело и нервно.

Как можно осторожнее Малко отодрал пластырь с глаз и был поражен ее взглядом — взглядом измученной пытками женщины. Взглядом потерянным, отчаянным, но и непреклонным, который немного смягчился, когда мадам Стэнфорд узнала Малко. Однако, как только он отодрал пластырь с ее рта, первыми ее словами были:

— Я же сказала, чтобы вы не приезжали.

Она произнесла это почти обычным своим голосом. Удивительная все же женщина.

Повозившись с веревками, Малко развязал мадам Стэнфорд.

Если не считать небольших морщинок на животе, у нее было тело тридцатилетней женщины. Уже развязанная, мадам Стэнфорд продолжала лежать неподвижно, на том же самом месте, словно забыв, что она голая.

Потом она подняла правую руку и начала осторожно массировать грудь, но тут же вскрикнула от боли.

— Что случилось? — спросил присевший на край кровати Малко. — Вы ранены?

— Перец. Они втерли мне перец. Не дотрагивайтесь до меня.

Малко только сейчас заметил, что у его ног валялось несколько раздавленных желтых перчинок, подобных той, что он в свое время так неосторожно разгрыз.

Почему мадам Стэнфорд подвергли таким ужасным пыткам? Те же ли это люди, что изрубили топором сестру Джима?

Малко хотел, чтобы она скорее заговорила, объяснила наконец все эти тайны, все эти страшные преступления. Из-за чего собственно разгорелся сыр-бор?

Но мадам Стэнфорд только и сказала тихим голосом:

— За ширмой стоит маленький шкафчик. Откройте его и принесите то, что там лежит.

Малко послушался и возвратился с серебряным подносом, красивейшей трубкой, лампой и баночкой. Полный набор курильщика опиума.

Приподнявшись на локте, мадам Стэнфорд взяла с подноса спички и зажгла лампу. Потом длинной стальной иглой открыла коробку, подхватила толстую каплю размером с рисовое зерно и подержала ее над пламенем. Шарик надулся и запузырился, переливаясь всеми цветами радуги.

Малко уже видел, как курят опиум, но его всегда очаровывала сама процедура. Мадам Стэнфорд живо поместила горячий опиумный шарик в головку курительной трубки, поднесла ее к пламени и глубоко вдохнула.

Теперь слышалось лишь слабое потрескивание опиума. Мадам Стэнфорд сделала несколько небольших затяжек, чтобы ничего не терять. Потом откинулась назад, как можно дольше задерживая дым в себе, и наконец выпустила его маленькими клубами.

Через несколько секунд мадам Стэнфорд повторила операцию, не обращая на Малко никакого внимания.

Она выкурила подряд шесть трубок. Выражение ее лица постепенно менялось. Она расслабилась, впалые щеки округлились, пустой совсем недавно взгляд засверкал. Движения приобрели уверенность. Но вот она положила трубку на поднос, поднос — на пол и задула лампу.