Однако часы он держал на изумление деликатным способом: круглый корпус покоился на полуакре розовой ладони, цепочка обвивала корявые пальцы второй ручищи. Он не протягивал часы, а демонстрировал.
Даниель сделал ещё шаг. У него было странное чувство, что, если потянуться к часам, субъект отпрыгнет назад; рефлекс, выработанный детской игрой в «ну-ка, отними», не исчез с возрастом.
И всё же что-то не складывалось. Даниель взглянул в серые глаза незнакомца и приметил морщинки в углах. Человек был явно старше, чем на первый взгляд, скорее на четвёртом десятке. Картина начала вырисовываться.
— Вы правильно угадали, — дружелюбно сказал субъект. — Я — опустившийся часовой мастер.
— Вы торгуете крадеными часами?
— Разве не все мы так, сэр? Часами, днями, минутами?
— Я имел в виду приборы для измерения времени. Вы извратили мою мысль.
— Людям моей профессии это свойственно, доктор Уотерхауз.
— Вы знаете моё имя? А как ваше?
— Моя фамилия Хокстон. Отец крестил меня Питером. Здесь меня называют Сатурн.
— Римский бог времени.
— И скверного нрава, доктор.
— Я рассмотрел вашу лавку куда внимательнее, чем мне хотелось бы, мистер Хокстон.
— Да. Я сидел у окна и, в свою очередь, рассматривал вас.
— Вы сами только что назвали себя опустившимся человеком. Ваше прозвание — синоним скверного нрава. И тем не менее вы пытаетесь меня уверить, будто вернёте мне часы без всяких… дополнительных условий… и ждёте, что я подойду к вам на расстояние вытянутой руки… — В продолжение своей речи Даниель не сводил глаз с часов, стараясь в то же время не показать, как сильно хочет заполучить их обратно.
— Значит, вы из тех, кто во всём ищет логику? Тогда мы товарищи по несчастью.
— Вы говорите так, потому что вы часовщик?
— Механик с младых ногтей, часовщик — сколько себя помню, — сказал Сатурн. — Ответ на ваш вопрос таков. Вот Гуковы часы с пружинным балансиром. Когда Мастер их сделал, это был лучший прибор для измерения времени, созданный человеческими руками. Теперь два десятка часовщиков в Клеркенуэлле делают часы поточнее. Эра технологии, а?
Даниель прикусил губу, чтоб не рассмеяться, уж больно неожиданно прозвучало новёхонькое словцо «технология» из уст такого детины.
— Значит, это ваша история, Сатурн? Вы не смогли угнаться за временем и потому опустились на самое дно?
— Мне надоело догонять, доктор. Вот моя история, если вам интересно. Я устал от суетного знания и решил искать знание вечное.
— И утверждаете, что нашли?
— Нет.
— И на том спасибо, а то я боялся, что дело идёт к проповеди.
Даниель рискнул приблизиться ещё на два шага. Тут его остановила одна мысль.
— Откуда вы знаете моё имя?
— Оно выгравировано на задней стороне часов.
— Неправда.
Питер Хокстон выставил вперёд обе руки. Левой он держал за цепочку Гуковы часы, покачивая их, словно маятник, правую протягивал для знакомства. Даниель часы схватил жадно, руку пожал неохотно.
— У меня к вам вопрос, доктор, — сказал Сатурн, стискивая его ладонь.
— Да?
— Я наводил справки и знаю, что вы натурфилософ. Хочу пригласить вас на огонёк.
— Должен ли я понимать, сэр, что вы поручили кому-то украсть мои часы?! — Даниель хотел попятиться, но рука Сатурна стиснула его ладонь, как удав, заглатывающий мышь.
— Должен ли я понимать, доктор, что вы умышленно прилипли к окну моей лавки?! — воскликнул Сатурн, в точности передразнивая интонацию Даниеля. |