При упоминании Еноха Даппа отвёл глаза, как будто его собеседник брякнул что-то неосторожное, и поднёс к губам стаканчик. Этой паузы маркизу Равенскару хватило, чтобы ворваться в их разговор. Он возник так внезапно, так ловко, как если бы некая машинерия втолкнула его в клуб «Кит-Кэт» через люк.
— От одной одалиски к другой, мистер Даппа! Гм! Я ведь не ошибся? Вы — наш литератор?
— Я не знал, что я ваш литератор, милорд, — вежливо отвечал Даппа.
— Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что не читал ваших книг.
— Отнюдь, милорд. Наивысший успех — когда тебя узнают в общественных местах как автора книг, которых никто не читал.
— Если бы мой добрый друг доктор Уотерхауз соблаговолил нас отрекомендовать, мне бы не пришлось пускаться в догадки; однако он получил пуританское воспитание и не признаёт учтивости.
— Теперь уж не до церемоний, — сказал Даниель. — Когда новоприбывший начинает разговор с загадочного возгласа про одалисок, что диктуют правила учтивости остальным?
— И нисколечки не загадочного! Ни на понюх! — возмутился милорд Равенскар. — Сейчас, в… — (глядя на часы), — девять часов, весь Лондон уже знает, что в… — (снова глядя на циферблат), — четыре часа мистер Даппа приветствовал герцогиню Аркашонскую и Йглмскую!
— Я вам говорил! — сказал Даниель Даппе и коснулся пальцами глаз, а затем указал через комнату на предполагаемых соглядатаев и любопытствующих.
— Что вы ему говорили?! — вопросил Роджер.
— Что за нами наблюдают.
— Наблюдают не за вами, — объявил Роджер с преувеличенной весёлостью, от которой за милю разило фальшью. — Кому вы интересны? Наблюдают за Даппой, совершающим обход одалисок.
— Вот снова… соблаговолите объяснить, что вы имеете в виду?
Объяснил Даппа:
— Подразумевается своего рода легенда, которую благовоспитанные лондонцы передают шёпотом, а подвыпившие лорды — во весь голос, будто герцогиня некогда была одалиской.
— Фигурально?…
— Буквально наложницей турецкого султана в Константинополе.
— Бред! Роджер, что вы себе позволяете?
Маркиз, слегка уязвлённый словами Даппы, поднял брови и пожал плечами.
Даппа продолжил:
— Англия, страна рудокопов и стригалей, всегда будет крупнейшим импортёром фантастических бредней. Шёлк, апельсины, благовония и диковинные рассказы — всё это заморский товар.
— Вы глубоко заблуждаетесь, — отвечал Даниель.
— Я согласен с мистером Даппой! — натужно выдавил Роджер. — История о его свидании с герцогиней распространяется по Граб-стрит, как холера, и будет в газетах с первым криком петуха!
И тут же исчез, как будто провалился в люк.
— Вот видите! Будь вы осмотрительнее…
— Газетчики с Граб-стрит остались бы в неведении. Ничего бы не написали, ничего бы не напечатали ни обо мне, ни о герцогине. Никто бы не узнал о нас и не купил мою новую книгу.
— А-а.
— На вашем лице, доктор, брезжит понимание.
— Это новая диковинная форма коммерции, о которой я до сегодняшнего дня ничего не слышал.
— Немудрено — она существует лишь в Лондоне, — вежливо заметил Даппа.
— Однако в этом городе процветают и более диковинные, — многозначительно произнёс Даниель.
Даппа сделал преувеличенно наивное лицо.
— У вас есть фантастический рассказ в пару к тому, что распространяет маркиз Равенскар?
— В высшей степени фантастический. |