– Мистер Айронсайдс, – заметила Терри, – мне кажется, что у вас железные не только ребра, но и еще кое-что. – Она хихикнула и едва слышно добавила: – Благодарю тебя, Господи, за это.
В четыре часа Род выбрал винтовку «холланд-энд-холланд» 357-го калибра, набил патронов в патронташ, и они вышли к машине.
– Поместье большое? – спросил Род, углубляясь в девственный буш.
– Двадцать миль в любую сторону. Граничит с Национальным парком Крюгера, – ответила Терри.
Они поехали по песчаному берегу реки, кое-где поросшему тростником. Вода то бурлила между черных камней, то лениво разливалась широкими заводями.
Каждые сто ярдов они останавливались, чтобы понаблюдать за многочисленными представителями животного мира.
– Попс, видимо, не разрешает здесь никому стрелять, – заметил Род, наблюдая за огромным куду со спиральными рогами, смотревшими на них темными влажными глазами с расстояния тридцати футов. – Звери ведут себя как домашние.
– Только членам семьи разрешено здесь охотиться. Ты тоже к ним относишься.
Род покачал головой:
– Это будет убийством, а не охотой. Его можно кормить с рук.
– Я рада, что ты так думаешь, – сказала Терри, и они медленно поехали дальше.
Вечер был достаточно прохладным, и они развели огонь в огромном камине. Впрочем, они разожгли бы его в любом случае, так как Род подумал, что ему будет очень приятно сидеть у огня, пить виски и обнимать любимую женщину.
– Кто следующий?
Хуго заглянул в блокнот:
– Филемон Н’Габаи.
Гроббелаар вздохнул:
– Сорок восьмой, осталось всего шестнадцать.
Смазанный отпечаток пальца на осколке бутылки был исследован в криминалистической лаборатории. В число подозреваемых попали шестьдесят четыре человека. Каждого следовало допросить. Это было утомительным, пока не принесшим никаких результатов занятием.
– Что мы знаем о нашем друге Филемоне? – спросил Гроббелаар.
– Около сорока лет. Шангаан из Мозамбика. Рост – пять футов семь с половиной дюймов, вес – сто сорок шесть фунтов. Травма правой ноги. Две судимости. В пятьдесят шестом году – шестьдесят дней тюремного заключения за кражу автомобиля. А в шестьдесят втором – девяносто дней тюремного заключения за кражу фотоаппарата из машины.
– При весе сто сорок шесть фунтов много шей не сломаешь, – вздохнул Гроббелаар и снова опустил усы в чашку. – Пусть войдет, побеседуем.
Хуго кивнул сержанту-африканцу, тот открыл дверь, и в кабинет вошел Кривая Нога в сопровождении констебля.
Гроббелаар гордился своей способностью чувствовать виновность человека за пятьдесят шагов, но сейчас этого и не требовалось. На лице Филемона Н’Габаи, казалось, было написано: виновен. Он не мог стоять спокойно, сильно потел, глаза его виновато бегали по сторонам. Он совершенно очевидно был виновен, но не обязательно в убийстве. Инспектор решил пойти до конца, хотя и не чувствовал ни малейшей уверенности. Он печально покачал головой и сказал:
– Зачем ты это сделал, Филемон? Мы обнаружили твои отпечатки на бутылке из-под золота.
Эффект был мгновенным и сильным. Губы Кривой Ноги раскрылись и задрожали, на подбородок потекла слюна. Совсем недавно трусливо бегающие глазки широко раскрылись от испуга и уставились на инспектора.
«Так-так!» – подумал Гроббелаар, выпрямляясь в кресле. Сержант Хуго тоже зашевелился.
– Ты же знаешь, как поступают с убийцами, Филемон. Их увозят… – Гроббелаар не успел закончить фразу.
Испуганно завыв, Кривая Нога рванулся к двери. |