И не останавливается.
После долгих расспросов и уговоров он все-таки выяснил, что это за кровотечение, хотя при этом ему показалось, что он тянет кота за хвост. Родриго рассмеялся бы, если бы все это не было так грустно. Бедная девочка, в мальчишеском обличьи, росла без матери, и происшедшие в ней перемены застали ее врасплох и смутили. Он чувствовал себя виноватым в том, что никак не подготовил ее к ним.
Как мог, Родриго попытался объяснить ей то немногое, что ему было известно о женских делах.
– Для меня это такая же загадка, дорогая, – признался он. – Насколько я понимаю, у женщин течет кровь каждый месяц, если она не носит и не кормит ребенка.
Она размазала по щеке слезы:
– Как это – не носит ребенка? А откуда у меня возьмется ребенок?
Краска залила лицо Родриго:
– Ну, ты выйдешь замуж, и твой муж даст тебе ребенка.
– А где он его возьмет?
– Муж сделает так, что ребенок будет расти у тебя внутри.
Энни обхватила руками живот:
– Только муж может сделать это как следует?
– Как следует – да, но… – Родриго встал и начал мерить шагами комнату. – Черт, жаль, что я не знал хорошенько свою бабку Каталину. Я виделся с ней всего несколько раз, когда бывал в Испании, еще будучи ребенком. – Он провел пальцем по мокрому от слез лицу Энни, смахивая слезинку. – Она была очень мудрой. И очень доброй. По всему югу Испании о ней ходила молва как о великой целительнице женских болезней. Даже когда она состарилась, то часто уходила в ночь, чтобы помочь какому-нибудь младенцу появиться на свет. Она обучила этому одну из своих дочерей, Клару.
Неожиданно ему в голову пришла мысль:
– Послушай, тетка Клара до сих пор живет в Палосе. Я мог бы отвезти тебя туда…
– Палос в Испании, да? – спросила Энни упавшим голосом, в котором чувствовались, однако, ледяные нотки.
– Ну конечно. Это известное место, Энни. Это родной город самого старика адмирала Колумба.
– Тогда я не поеду. Я ненавижу Испанию. Если бы не их правительство, мой отец был бы жив. Если бы не их церковь, мои бабушка и дедушка тоже были бы живы. Я ничем не обязана Испании и отказываюсь ехать туда.
Но Родриго настаивал на своем, хотя ему тоже не хотелось ехать в Испанию. Он помнил те места с детства: пыльные равнины и огромные дома с темными холлами. Родители возили мальчика туда, когда тщетно пытались разыскать второго сына Паломы, которого много лет назад у нее отняли при трагических обстоятельствах сразу после рождения. Но самые яркие впечатления остались у Родриго от истеричных проповедей церковников, которые он слышал в великом множестве, призывавших уничтожать евреев и сторонников Мора.
По иронии судьбы, именно Энни приходится скрываться от Святой Инквизиции, Энни, в жилах которой нет ни капли еврейской крови.
А у Родриго, уважаемого торговца, которого все дворяне и чиновники называют доном, дедушка был евреем, его звали Джозеф Сармьенто из Риберы. Он был моряком, отправившимся с Колумбом в его первое великое путешествие, и единственным человеком, оставшимся в живых после катастрофы при Ла-Навидад.
Новая Испания – более безопасное место для евреев. Ищейки Святой Инквизиции еще не до конца отточили здесь свою технику по выявлению еретиков. И все же, судя по трагедии, постигшей родителей Филиппа, фанатики Святой Инквизиции готовы с усердием заняться и Новым Светом. Родриго вздрогнул, вспоминая, сколько пришлось вынести Уильяму Блайту и Габриэле, прежде чем их поглотил огонь людской нетерпимости. И все напрасно, ведь они скрывали лишь одну тайну: отцом Филиппа был Генрих VIII. Господи, неужели палачам удалось вырвать у Габриэлы правду?
Встревоженный своими мыслями, Родриго смочил слюной большой и указательный пальцы и погасил свечу. |