– Мы не виделись больше пяти лет». – «На дату посмотри, – приказала Нина, – Леська записку составила давно, но тебе не отправила. Я ее нашла, когда вещи бабы Веры перекладывала. Ну и подумала, может, сжалишься над девкой? Ее и так Господь обидел. Запихнут на всю жизнь в интернат, а ты богатый, с деньгами, связями». – «Какая баба Вера?!» – напрягся Гвоздев.
Нина обрушила на маменькиного сыночка лавину информации.
После рождения Ани Олеся временно уехала в деревню Каскино, там жила ее бабушка, простая деревенская старуха, еще вполне крепкая, чтобы нянчить правнучку. Олеся сдала квартиру в Бодольске, она планировала полгода кормить девочку грудью, а потом, оставив ее на временное попечение бабы Веры, выйти на работу.
Но через три месяца Олеся скоропостижно скончалась, бабка осталась с Аней одна. Пять лет девочка провела в деревне, а неделю назад ее прабабушка тихо умерла от старости. Нина – дальняя и единственная родственница старухи, она поехала в село, чтобы похоронить бабу Веру, и нашла в избе голодную грязную Аню. На тот момент Каскино считалось умирающим населенным пунктом, кроме бабы Веры, в нем жило еще три старухи, которые даже не могли вспомнить, как их зовут. В вещах бабки не нашлось никаких документов девочки, но на дне чемодана, где она держала «смертный наряд», лежал конверт с именем, фамилией, адресом и телефоном Юры. «Короче, вот твоя дочь, – объявила Нина и крикнула: – Анька!»
Из комнаты вышла девочка, светловолосая, голубоглазая. Юра вздрогнул. Аня походила на его детские снимки и как две капли воды напоминала Олесю. А еще у девочки был взгляд Степаниды, слишком суровый для ребенка.
Нина дернула Аню за плечо. «Как тебя зовут?» – «Аня», – сообщила крошка.
Юра присел на корточки перед ребенком. «А фамилию назовешь?» – «Аня», – покорно ответила девочка.
Гвоздев решил, что она смущается, повторил вопрос и услышал тот же ответ. «Можешь не стараться, – остановила врача Нина, – это единственное слово, которое девка способна произнести. Кстати, она сегодня впервые увидела зубную щетку, электрочайник и работающий телевизор». – «Где расположено Каскино?» – поразился Юра. «Неподалеку от Бодольска», – пояснила Нина. «Каким образом в ближнем Подмосковье могла вырасти Маугли? – воскликнул Юра. – И с чего вы решили, что она моя дочь?»
Нина мрачно усмехнулась: «Другой реакции от подлеца ожидать нечего. Я уже объясняла: в Каскине жили три калеки. Бабе Вере сто лет с малым перед смертью исполнилось. Посчитай‑ка, сколько старухе натикало, когда она вдвоем с правнучкой осталась? Читать бабка не умела, всю жизнь в огороде и со скотиной провозилась. Ни одной книги или даже газеты в ее избенке не нашлось. Пенсия у старухи копеечная, Вера выживала за счет огорода, в Бодольск не ездила, очень дорого и суетно. У нее даже мыла не было, бабка вместо него золой пользовалась. Летом на огороде, в душе купалась, а зимой в баню ходила, за пятнадцать километров от дома. Но с малышкой столько не протопать. Поэтому старуха с ребенком в холодное время года даже не умывались». – «Почему?» – прошептал Юра. «Вода в колодце, – снисходительно пояснила Нина, – а он не во дворе, один на все село, каково с ведрами по сугробам переть? Вот и обходились кое‑как. Электрочайник слишком дорогая забава, телик у бабки давно сломался, дальше продолжать? Тебя еще удивляет, что Аня Маугли? Старуха девочкой не занималась, отпускала ее утром, как кошку, гулять, вечером спать укладывала. Откуда речи взяться, если малышка ее и не слышала? Весь ее мир ограничивался пределами Каскина и полунормальными бабками». |