– Это все же лучше, чем сто пятьдесят жизней на том, что заменяет совесть Каррерасу, – угрюмо сказал Джулиус Бересфорд. – А так бы и случилось, если бы не вмешался наш друг. – Ничего нельзя было сделать, – объяснил я Буллену. – «Твистер» поставлен на боевой взвод. Разрядить его можно только ключом. Ключ у Каррераса. Единственный способ обезвредить бомбу – попросить Каррераса отключить механизм. Если бы это ему сказали до того, как он перебрался на «Кампари», он, естественно, разрядил бы бомбу. А затем он убил бы всех, кто остался на «Тикондероге». Могу поспорить на что угодно – последняя инструкция хунты звучала примерно так: живых свидетелей остаться не должно.
– Но и сейчас еще не поздно, – настаивал Буллен. На Каррераса ему было глубоко наплевать, но «Кампари» он любил. – Теперь, когда мы легли на курс, он уже не сможет взять нас на абордаж и перестрелять, даже если предположить, что он станет нас догонять. Управляемый опытным моряком корабль всегда может уклониться от снарядов этих бандитов. – Минутку, сэр, – прервал его я. – А как мы его предупредим?
– По радио, мистер, по радио! Осталось еще шесть минут. Передайте радиограмму.
– Передатчики «Тикондероги» вам не помогут, – устало объяснил я. – Их разбили так, что не починишь.
– Что? – капитан Брейс схватил меня за руку. – Как разбили? А вы откуда знаете?
– Думайте головой, – раздраженно предложил я. – Вашим подставным радистам, конечно, был отдан приказ испортить перед уходом передатчики. Неужели вы думаете, что Каррерас мог допустить, чтобы вы начали отстукивать 805, как только отвалите от «Кампари»?
– Мне это и в голову не пришло, – Брейс озадаченно покачал головой и обратился к молодому офицеру: – К телефону. Вы слышали? Проверить! Проверка отняла не больше полминуты. Молодой человек вернулся хмурый. – Он прав, сэр. Совершенно разбиты.
– Наш друг Каррерас, – пробормотал я, – сам подписал себе приговор.
Через две секунды, на пять минут раньше расписания, «Кампари» перестал существовать. Он был от нас по меньшей мере в тринадцати милях, совсем уже скрылся за горизонтом, между нами лежала высокая корма «Тикондероги», и все же ослепительная бело‑голубая вспышка больно ударила нам по глазам с силой десяти полуденных солнц, залив на мгновение «Тикондерогу» ярким белым светом и придав по контрасту теням неправдоподобно густой черный цвет, как будто кто‑то включил в нескольких метрах от нас исполинский прожектор. Это убийственное сияние длилось какие‑то доли секунды, но и погаснув, надолго отпечаталось в глазах его невольных зрителей. На смену ему пришла прямая вертикальная полоса красного, сверкающего огня, вонзившаяся в тучу, прорезавшая небо на горизонте. Вслед за ней поднялся белый столб кипящей воды и пара. Он медленно возносился над поверхностью моря, неправдоподобно, до жути медленно добрался почти до тучи и так же медленно начал опадать. То немногое, что осталось от развеянного по ветру «Кампари», крутилось где‑то внутри этого гигантского смерча. От «Кампари» и от Каррераса.
От зарождения до угасания смерча прошло не меньше минуты, и только спустя несколько секунд после того, как он исчез, и горизонт на востоке прояснился, до нас долетел первый оглушительный раскат грома, а за ним грозный рев взрыва. Затем снова наступила тишина, глубокая и нерушимая. – Что ж, доктор Кэролайн, – попытался я завязать разговор, – по крайней мере, вы должны быть удовлетворены, что ваша чертова перечница все‑таки работает. Он не поддержал моей инициативы. |