Не иначе как одно из этих уникальных творений Детройта. В косом, расхлябанном кузове помещались три небольших контейнера, свеженькие, обшитые железными полосами. Окутанный сизыми клубами выхлопных газов непрерывно стреляющего мотора, трясущийся, как стакан в руке пьяницы, дребезжащий каждым болтом рамы, грузовик неуклюже проехал по булыжникам и остановился в трех шагах от Макдональда. Маленький человечек в кепке и белых парусиновых штанах смело выпрыгнул сквозь проем, некогда содержавший в себе дверцу, постоял пару секунд, осваиваясь с незыблемостью матери‑земли, и похромал по направлению к трапу. Я узнал в нем нашего местного агента, того самого хулителя Детройта, и подивился, какие еще свежие неприятности догадался он подвезти.
Выяснилось это ровно через три минуты, когда на палубе появился капитан Буллен, сопровождаемый семенящим по его пятам озабоченным агентом. Голубые глаза капитана сверкали, обычно просто красное лицо багровело, но усилием воли он успешно сдерживался.
– Гробы, мистер, – скупо сообщил он. – Гробы, и все тут.
Вероятно, существует некое ловкое и удачное продолжение подобным образом начатого разговора, но я его не нашел и примитивно, но очень вежливо переспросил:
– Гробы, сэр?
– Гробы, мистер. Кстати, не пустые. Для доставки в Нью‑Йорк, – он помахал какими‑то бумагами. – Разрешения, погрузочные документы, все в полном порядке. Включая запечатанный приказ от самого посла. Трое их там. Два англичанина, один американский подданный. Убиты во время столкновения демонстрации с полицией.
– Команде это не понравится, сэр, – заметил я. – Особенно индийцам‑стюардам. Вы сами знаете, насколько они суеверны.
– Все будет в порядке, сеньор, – спешно вмешался в разговор коротышка в белом. Вильсон оказался прав насчет его нервозности, здесь было даже нечто большее – странное беспокойство, почти отчаяние. – Мы приняли меры...
– Заткнись, – коротко, но ясно сказал капитан Буллен. – Команде нет нужды это знать, мистер. Пассажирам тоже, – было видно, что о пассажирах он подумал в последнюю очередь, да и то случайно. – Гробы запакованы. Вон они, на грузовике.
– Есть, сэр. Убиты во время демонстрации на прошлой неделе, – я помолчал и деликатно продолжил: – При такой жаре...
– Гробы изнутри цинковые. Так что можно грузить в трюм. Куда‑нибудь в угол, мистер. Один из... м‑м... покойников приходится родственником нашему новому пассажиру. Я полагаю, не дело расставлять гробы промеж динамо‑машин, – он тяжело вздохнул. – Вот мы, вдобавок ко всему прочему, и похоронной колымагой заделались. Дальше, старший, пожалуй некуда.
– И вы принимаете этот... груз, сэр?
– Конечно же, конечно, – опять встрял коротышка. – Один из них приходится двоюродным братом сеньору Каррерасу, отплывающему с вами. Сеньору Мигелю Каррерасу. Сеньор Каррерас убит горем. Сеньор Каррерас самый важный человек...
– Помолчи, – устало сказал капитан Буллен и снова горестно тряхнул бумагами. – Да, принимаю. Письмо от посла. Опять давление. До меня через Атлантику долетело уже достаточно радиограмм. Слишком много огорчений. Перед вами бедный, побитый старик, просто бедный, побитый старик, – он склонился, опершись на поручни, и усиленно изображал бедного, побитого старика, но совершенно в этом не преуспел. Через ворота порта по направлению к «Кампари» проследовала процессия машин, и он резко выпрямился.
– Фунт против пенса, мистер, это едут новые огорчения.
– Хвала господу, – прошептал маленький агент. Это была настоящая молитва и по выбору слов, и по интонации. – Сам сеньор Каррерас! Ваши пассажиры, капитан!
– О чем я и говорил, – проворчал Буллен. |