— Я как‑то читал, — говорил он, глядя на ряды зрителей, — что за свою жизнь обычный человек встречает или узнаёт по имени примерно сто тысяч других людей, непосредственно либо вследствие их частого упоминания в средствах массовой информации. — Он слегка улыбнулся. — Это получается где‑то 1200 человек в год. Из чего следует, что, проведя на борту два года, вероятно, встречался с четвертью всех аргонавтов.

— Однако встретить — совсем не то же самое, что узнать. К моему огорчению, пока что я хорошо знаком лишь с немногими из вас. Тем не менее, уход одного из нас ослабляет нас всех, а Дианы Чандлер нет больше с нами.

Я не мог определить, прислушивается ли Аарон к тому, что говорит Дельмонико. Его глаза не отрывались от голографического изображения витражного окна над головой священника.

— Однако для меня, как и для многих из вас, смерть Дианы особенно болезненна. Я имел удовольствие знать её достаточно близко, чтобы считать своим другом.

Взгляд Аарона метнулся к молодому клирику, и я вообразил, как в многоцветный послеобраз витражного окна наложился у него в глазах на чёрную сутану Дельмонико. Я понял, что Аарон ничего не знал о дружбе Дианы с католическим священником. Да, Аарон, ты прав. У Дианы была собственная жизнь вне вашего брака, так же, как и у тебя. О, её отношения с Дельмонико были чисто платоническими, в отличие от твоих шашней со своим доктором. Но они, полагаю, легко могли перейти в сексуальную плоскость после того, как Диана освободилась от брачных уз, которые, по крайней мере, для неё не были пустым звуком. В конце концов, прошёл уже тридцать один год с Четвёртого Ватиканского собора, освободившего клир от бремени целибата.

— Том, что Диана была умна, понятно и без слов, — продолжал Дельмонико. — Только лучшие из лучших были отобраны для участия в экспедиции. Каждый на борту умён, прекрасно образован, отлично подготовлен и хорош в своём деле. Говорить о том, что это было правдой и в отношении к Диане было бы утверждением очевидного. Поэтому позвольте мне вспомнить о тех качествах Дианы, которые, вероятно, не так легко сформулировать и которые, возможно, не так часто встречаются среди нас.

Диана Ли Чандлер была отзывчива и дружелюбна, общительна в той манере, которую сейчас нечасто встретишь. Города Земли — суровое место. Детьми нас учат быть осторожными на улицах, никогда не говорить с незнакомцами, никогда ни во что не вмешиваться, идти быстрым шагом, опустив голову и избегая зрительного контакта, от одного безопасного места до другого. Мы смотрим старые фильмы, зернистые, чёрно‑белые и плоские, про людей, здоровающихся на улицах с незнакомцами и помогающих им, и мы удивляемся, как им удавалось вернуться в свои дома и офисы живыми.

Диана же отказывалась черстветь. Она не позволяла обществу сделать из неё холодную бесчувственную машину. Она была католичкой, но никогда не посещала моих служб. Утратила ли она веру в Господа? Вряд ли. Но я уверен в том, что она сохранила веру в своих собратьев‑людей, веру, которую утратили большинство из нас. Она была отрадой и сокровищем, и я скорблю о ней всем сердцем.

Потом было прочитано несколько молитв. Сказано много других добрых слов. Кое‑кто плакал — в том числе люди, которые вообще не были знакомы с Ди.

По окончании церемонии люди покинули Зал Отправления Культов. Некоторые останавливались сказать несколько слов Аарону, и он принимал их лёгким наклоном головы. Наконец, когда толпа поредела, отец Дельмонико подошёл к тому месту, где, засунув руки в карманы, стоял Аарон.

— Я Барри Дельмонико, — сказал он, протягивая руку. — Думаю, мы раньше пару раз встречались.

Аарон выпростал правую руку из кармана и поздоровался с Дельмонико.

— Да, — сказал он без особой уверенности — похоже, он не помнил этих встреч.