Конечно, Аарон и Кирстен не спали — пока не спали. Они приготовились ко сну, почти ни слова не говоря друг другу. Они оба довольно сильно устали — день в невесомости, который, по идее, должен был быть днём отдыха, вымотал их. Когда они, наконец, улеглись вдвоём в постель, я не ожидал ничего большего, чем быстрый поцелуй, краткое «Увидимся утром» от Аарона и «Спокойной ночи» от Кирстен.

Но этим вечером ритуал оказался нарушен. Как только флуресцентные панели на потолке погасли, оба оказались временно ослеплены из‑за того, что их глаза медленно адаптировались к изменившемуся уровню освещения. Но я ясно видел, как Кирстен протянула руку, передумала и одёрнула её, но через мгновение протянула её снова, и в этот раз коснулась спутанных коротких волос на груди Аарона. Она легко, одними пальцами погладила его — она могла бы стать хирургом, её пальцы были такие длинные и ловкие — проводя ими туда и сюда.

— Аарон? — тихо произнесла она.

— Хмммм?

— Аарон, а ты…? Что ты думаешь о нас? — Пауза. — Обо мне?

Он на секунду напрягся, и его ЭЭГ показала возросшую мозговую активность. Я видел, как он дважды открыл рот для ответа, но оба раза задумывался над тем, что хотел сказать и останавливал себя. Наконец, он всё же заговорил:

— Я люблю тебя, — тихо сказал он. Прошло уже больше года с тех пор, как он говорил эти слова своей бывшей жене Диане: он перестал говорить их прежде, чем перестал чувствовать любовь, насколько я мог судить. Но его отношения с Кирстен были достаточно молоды, чтобы эти слова ещё выходили наружу без особых затруднений.

— А о нас?

— Я рад, что мы вместе.

Кирстен улыбнулась, и улыбку эту в темноте мог видеть только я. Мгновением спустя она сказала:

— Я тоже тебя люблю. — Помолчала, будто задумавшись; её рука прервала движение по Ароновой груди. Когда она заговорила вновь, в её голосе была нотка опасения, словно она боялась, что может сказать что‑то не то: — Мне так жаль, что с Дианой это случилось.

Аарон ответил через восемь секунд, и с каждой из этих секунд медицинская телеметрия Кирстен делалась всё более и более возбуждённой, отражая её ожидание ответа, которого всё не было. Наконец, он сказал:

— Мне тоже очень жаль.

Кирстен позволила воздуху, задержавшемуся в её лёгких, вытечь наружу; она ждала, что Аарон скажет дальше, но уже не нервничала.

— Знаешь, — сказал он, — когда мои родители развелись, они сказали нам — моему брату Джоэлю, сестре Ханне и мне — что они останутся друзьями. Ханна, она всегда была циником и никогда в это не верила, но Джоэль и я думали, что так на самом деле будет, что мы по‑прежнему будем семьёй, по крайней мере, по особым случаям. Этого, в общем, так и не случилось. Мама и папа всё больше и больше отдалялись. Они иногда разговаривали, когда папа привозил нас к маме. Она сохранила старый дом; он переехал в квартиру. В первое время он подходил к двери, и мама приглашала его выпить кофе. Но это не продлилось долго. Скоро папа просто высаживал нас на посадочной площадке. — Он поднёс правую ладонь к своей груди и накрыл ею руку Кирстен. — Несмотря на это, я думал — я правда в это верил — что мы с Дианой останемся после развода друзьями. Я думал, ну, в самом деле, мы же не сможем совсем избежать встреч в этой жестянке. — Он покачал головой, и я полагаю, что глаза Кирстен уже достаточно привыкли к темноте, чтобы она заметила этот жест.