|
— Strip Schnipp Schnapp? — спрашивает Гёте, прижимая ладонь к подбородку в жесте, который впоследствии станет знаменитым. — Das ist dein hoch Zauberwerkl — Ja, Ja, — нервно говорит Вейсгаупт, — Der Zweck heiligte die MitteP[38]. Инголыитадт всегда напоминал мне кино про Франкенштейна, и когда после Святого Жабы, мерзопакостного шоггота и старого Ламы с его азиатской метафизикой незримый голос пригласил меня сыграть с ним в какую то вульгарную карточную игру, это не прибавило мне оптимизма. На Службе Её Величества мне доводилось попадать в разные передряги, но вся эта история на Фернандо По оказалась совершенно омерзительной, прямо таки unheimlich[39], как сказали бы эти инголыптадтские гансы. В отдалении послышалась музыка. Какая то азиатчина с примесью янки. Внезапно я осознал самое худшее: этот проклятый Лама, или Святой Жаба, или кто то ещё вырвал из моей жизни почти целый месяц. Я вошёл в церковь Святого Жабы после полуночи 31 марта (фактически 1 апреля), а сегодня уже 30 апреля или 1 мая. Вальпургиева ночь. Когда появляются все эти фрицевские призраки. А в Лондоне меня, вероятно, уже считают мёртвым. И если я позвоню и попытаюсь объяснить, что произошло, старик W. совершенно озвереет и наверняка решит, что я окончательно сбрендил. В общем, дело дрянь. Тут я вспомнил, как старый Лама из Далласа говорил, что отправляет меня на последнюю битву между Добром и Злом. Возможно, это она и есть, именно здесь, именно сейчас, в эту ночь в Инголыитадте. При этой мысли у меня даже дух захватило. Интересно, когда появятся Ангелы Господни: хоть бы поскорее! Когда Дьявол выпустит на волю шоггота, и Святого Жабу, и прочую мерзость, их поддержка будет очень кстати. Я бродил по улицам Ингольштадта и принюхивался, не потянет ли откуда нибудь смолой и серой. А в полумиле от Чипса двенадцатью часами раньше Джордж Дорн и Стелла Марис курили «чёрный аламут» вместе с Гарри Кой ном. — Для интеллигента ты неплохо дерёшься, — сказал Гарри Койн… — А для самого неподготовленного в мире киллера, — ответил Джордж, — ты неплохо насилуешь. Койн начал было злобно кривить губы, но гашиш был слишком крепким. — Хагбард рассказал, а, браток? — весело спросил он. — Он рассказал мне главное, — ответил Джордж. — Я знаю, что все на этой подводной лодке когда то работали либо на иллюминатов, либо на их правительства. Я знаю, что более двух десятков лет Хагбард считается вне закона… — Двадцать три года, если точно, — насмешливо сказала Марис. — Поправка принимается, — кивнул Джордж. — Итак, двадцать три года вне закона, и до этого инцидента с кораблями пауками, который произошёл четыре дня назад, никого ни разу не убил. — О, он убил нас, — сказал Гарри, затягиваясь трубкой. — То, что он с нами делает, — хуже смертной казни. Не могу сказать, что я тот же человек, каким был раньше. Но все это крайне неприятно, пока не пройдёшь до конца. — Я знаю, — усмехнулся Джордж. — Кое что я уже испытал на собственной шкуре. — Система Хагбарда, — сказала Стелла, — крайне проста. Он лишь показывает тебе твоё собственное лицо в зеркале. Он помогает тебе увидеть ниточки марионеток. Но разрывать их или нет— решать все равно тебе. Он никогда не принуждает человека идти против веления сердца. Разумеется, — сосредоточенно нахмурилась она, — он загоняет тебя в такие ситуации, когда ты вынужден очень быстро понять, что именно подсказывает тебе твоё сердце. Он когда нибудь рассказывал тебе об индейцах? — О шошонах? — спросил Джордж. — Это насчёт выгребной ямы? — Давайте сыграем в игру, — перебил Койн, утопая в кресле тем глубже, чем сильнее прибивал его гашиш. — Один из нас в этой комнате — марсианин, и мы должны угадать из разговора, кто именно. |
