– При этом предполагается, что тебя я тоже буду делить со всеми твоими многочисленными пассиями? – не давая сбить себя с толку, ехидно осведомилась она.

– Ну хватит!!!

И потерявший терпение Говард с такой силой обрушил оба кулака на полированную поверхность стола, что Фейт невольно отпрянула и испуганно прижалась спиной к открытой балконной двери. Однако тут же взяла себя в руки и, сделав шаг вперед, гордо выпрямилась. Запугать ее Говарду не удастся!

– Правда глаза колет? – спросила она, воинственно вздернув подбородок.

– Хочешь знать правду, Фейт?! – взбешенный, прорычал Говард. – Я тебе ее скажу. В том, как я обхожусь со всеми своими пассиями, равно как и в их многочисленности, виновата исключительно ты!

– Я?! – Она задохнулась от удивления.

– Да, ты! – обвиняюще направив на нее палец, повторил Говард. – Так что попытайся эту правду проглотить, вместо того чтобы обвинять меня в непостоянстве!

– Но как я могу быть в этом виноватой?

– То, что вспыхнуло между нами, Фейт, – и не пытайся отрицать: как и я, ты почувствовала это с самой первой минуты, – оказалось гораздо сильнее и прекраснее, чем все, что я когда-либо испытывал к любой другой женщине. Да, я пробовал найти другую, потому что ты сразу же отгородилась от меня каменной стеной» и казалось безумием надеяться, будто что-то может измениться. – Губы его скривила горькая усмешка. – О, ты очень удачно выбрала линию поведения: дружеские, но чисто деловые отношения и ничего больше. Два долгих года ты держала меня на безопасном расстоянии, и только потому, что знала: стоит это расстояние хоть чуточку уменьшить – ты тут же потеряешь контроль над ситуацией. Потеряешь потому, что не сможешь совладать с собой, – На мгновение на лицо Говарда вернулось обычное самодовольное выражение. – Так оно и случилось в тот день, когда мы зачали нашего ребенка. В самый прекрасный и самый счастливый день моей жизни. Как, впрочем, и твоей, готов спорить на что угодно. – Он снова горько улыбнулся. – Два года потеряно, пока я, как последний идиот, чуть ли не благоговел перед твоими чувствами к человеку, который в конце концов тебя предал. Два года! А теперь ты пытаешься напрасно потерять и все оставшиеся из-за каких-то дурацких предрассудков! – Он посмотрел на Фейт со смесью упрека и злой насмешки. Дай ей немного времени, говорил я себе. Рано иди поздно она переживет свое непонятное увлечение этим ублюдком. В конце концов ты ее завоюешь, Говард. Он тяжело вздохнул и покачал головой. – А ты даже для блага нашего ребенка не хочешь дать мне шанс.

Истина, открывшаяся ей в страстном монологе Говарда, оказалась настолько убийственной, что Фейт лишь потрясение слушала, не пытаясь вставить ни единого слова возражения или протеста. Говард не лгал и не преувеличивал, теперь она это понимала с предельной ясностью. Слишком много доказательств его искренности всплыло сейчас в ее памяти, доказательств, на которые она раньше либо не обращала внимания, либо понимала неправильно.

«Наши отношения с Фейт Шерман стремительно развиваются именно так, как нам того давно хотелось… Когда этот негодяй, твой любовник, тебя бросил, я был рядом с тобой… Ты всегда можешь на меня рассчитывать»… – вспомнилось Фейт. А то, как относится ко мне Вайолетт? И даже миссис Харрисон, несмотря ни на что, признала, что Говард очень много обо мне рассказывал. А то, что все его родственники наперебой сообщали, что я – единственная женщина, которую Говард пригласил на семейную встречу Рождества?

Подняв глаза на Говарда, она увидела, что гнев его покинул, страсть уступила место грусти, и у нее возникло ощущение, будто она собственными руками вырыла себе могилу.