– Контроль, – быстро ответила Фейт, боясь, что не сможет заставить его выслушать. – Ты, выросший в атмосфере любви, просто не в состоянии представить, на что было похоже мое детство… Унижения и оскорбления отца, постоянное психологическое давление, необходимость терпеть все это и не дать себя сломить… Уйдя в шестнадцать лет из дому, я поклялась больше никогда и никому не давать права себя контролировать. Никогда. В эмоциональном отношении, во всяком случае.

– А как насчет пяти лет жизни с твоим бывшим любовником? – с отвращением бросил Говард. – Ты хочешь, чтобы я поверил, что каждый из вас жил сам по себе? Никакого контроля? Раздельное и независимое существование во всем, кроме постели?

Фейт разрыдалась.

– Я так и знала, что ты меня не поймешь! Конечно, с Льюком все было не так, как ты сейчас сказал. И в то же время – именно так!

– Как прикажешь тебя понимать? «Не так» – и в то же время – «так»?

– Понимаешь, мы с Льюком ни разу не говорили о браке. Он называл нас людьми, свободными духом. С ним я чувствовала себя в безопасности.

– В безопасности! – издевательски повторил Говард и расхохотался.

Фейт топнула ногой.

– Да, в безопасности! И если тебе не нравится то, что я рассказываю, можешь убираться!

– Ну уж нет! – Он ядовито улыбнулся. – Эту историю я дослушаю до конца, нравится она мне или нет.

Фейт несколько раз глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться.

Сердце ее билось часто и тяжело, в висках болезненно пульсировала кровь, голова снова раскалывалась от боли, но начатый разговор требовал завершения.

– Если ты действительно хочешь меня понять, воздержись от замечаний, пока я не закончу. Выслушай меня хотя бы ради своего ребенка, – сказала Фейт, призвав на помощь всю силу убеждения, на какую была способна.

Упоминание о ребенке подействовало. Говард несколько секунд молча смотрел на Фейт, затем кивнул.

– Говори. Я слушаю.

От холода в его голосе Фейт поежилась. Тем не менее пути назад не было теперь следовало выложить всю правду до конца, какие бы последствия ни грозили.

– В семье Льюка тоже не все было в порядке. Это сближает людей, Говард, помогает взаимопониманию. Я хотела иметь рядом с собой человека, который меня понимает – одиночество по душе немногим. Но я не хотела стать чьей-то собственностью. Потому что это я воспринимаю как угрозу.

Говард нахмурился, словно обдумывая ее слова. Ободренная, Фейт перешла к главному.

– Тебя я тоже воспринимала как угрозу своей безопасности, Говард.

Вздрогнув, он посмотрел вопросительно, однако ничего не сказал, ожидая продолжения.

– Я сразу почувствовала, что, стоит тебе захотеть, не смогу противостоять силе, которая от тебя исходит, не смогу противиться твоей власти надо мной.

Я всегда смертельно боялась тебя, Говард.

– Неправда, – спокойно возразил он. – Я не знаю ни одной женщины, кроме матери и Вайолетт, которая вела бы себя со мной так уверенно и храбро, как ты.

– Это была храбрость от отчаяния, Говард. Единственный способ сохранить контроль. – Фейт пыталась довести до сознания Говарда то, что – она это чувствовала – было самым главным в ее исповеди. – В тот вечер, когда ты сюда пришел, я его потеряла. Я почти не помню, что ты говорил после того, как все случилось. Я не слушала. Я сражалась, чтобы вернуть себе контроль, сражалась с твоей силой… – Она сделала паузу, подыскивая слова, чтобы точнее выразить то, что хотела ему объяснить. – С твоей способностью взять мою жизнь и делать со мной то, что ты захочешь.