Из ванной вышла замотанной в то же одеяло, со стыдливо опущенными ресницами и пылающими ушами. Впрочем, последние прикрывали волосы — мне таки удалось найти расчёску и привести их в порядок.
— Может оставишь одеяло в покое? — с улыбкой спросил красноволосый. Он ждал у стола и был одет во вчерашнюю, но совершенно сухую одежду.
Взгляд метнулся в поиске собственных вещичек. Они обнаружились на комоде. Лежали стопочкой и тоже, судя по всему, были высушены.
— Отвернись, пожалуйста, — тихо попросила я.
Губы Эрика растянулись в невероятно широкой улыбке.
— Ну ладно, — едва сдерживая смех, сказало высочество.
Едва мне показали спину, мышкой прошмыгнула к комоду. Сбросила одеяло, спешно впрыгнула в панталоны и натянула маечку, а вот платье… нет, не могу я его надеть! Вчера могла, а сегодня — ни за что! Лучше в одеяле!
Эрик словно мысли прочёл.
— Там ещё покрывало есть… — игриво протянул он. — На спинке кровати висит.
Мне отчаянно хотелось провалиться сквозь землю, однако, нашла в себе силы подойти к кровати, на которой… на которой вчера произошло то, чего не помню, и взять покрывало. Оно оказалось тонким, бордовым, так что отлично гармонировало с моим румянцем.
Но это, как оказалось, мелочи. Куда трудней было подойти к невысокому столу и, повинуясь жесту наследника, присесть на крошечный стульчик. Размер кухонного гарнитура вызвал невероятное удивление, а Эрик это самое удивление заметил и пояснил:
— Этот дом придумал и построил мой дед, Брейг Старший. Специально для меня. В детстве я проводил здесь почти всё свободное время. Ну, до тех пор, пока родители не забрали в столицу.
Чёрт… так мы… занимались сексом не абы где, а в святилище его детства?
Потом мне галантно подали тарелку, на которой дымилась ножка неизвестного животного, подвинули чашку с травяным отваром.
Сперва попыталась ковырнуть мясо детской вилкой, выданной Эриком, потом плюнула и стала есть руками. Мой огненный спутник тоже тягой к этикету не страдал, вот только я смотрела исключительно на мясо, а Эрик, даже впиваясь в жареную плоть зубами, глядел на меня. Глядел и сиял. Сиял и глядел.
В конце концов, я не выдержала. Отложила печёную ножку, вытерла пальчики предложенной белоснежной салфеткой, и задала главный из мучавших меня вопросов:
— Эрик, а вчера… ну… кто первым начал?
Принц перестал жевать, замер. И хотя на лице сияла всё та же улыбка, мне почудилось, что красноволосый напрягся.
— Что прости? — осторожно, словно не расслышал, переспросил он.
— Ну… ну кто к кому приставал? Я к тебе или ты ко мне?
Теперь напряженность была видна невооруженным глазом. Он тоже отложил мясо, тоже вытер руки.
— А ты… не помнишь?
Пожала плечами и стыдливо призналась:
— Нет.
Принц выдержал долгую паузу к концу которой от улыбки не осталось и следа.
— А что ещё ты не помнишь? — тихо осведомился он.
Разум шептал — соври! Но я почему-то взяла и выдала правду:
— Ничего.
— Ничего?
— Совсем ничего.
В домике как будто холодней стало. Эрик смерил долгим, очень внимательным взглядом, поднялся из-за стола.
— Нет! — поспешила оправдаться я. — Ты не подумай… я… я не против. Я даже рада. Просто… ну… ну со мной такого никогда не бывало, и… я себя так неудобно чувствую…
Под прицелом заалевших глаз окончательно стушевалась и последнюю фразу бормотала уже под нос.
— Значит, ты не помнишь! — воскликнул Эрик. |