Доев завтрак, Гордеев сладко зевнул и решил, что дома он оставаться больше не может. Сменить обстановку требовалось срочно — здесь и сейчас. А там видно будет…

«Небольшая автомобильная прогулка за город — вот что мне нужно, — подумал он, — развеюсь немного, пройдусь по ковру из палых листьев, посмотрю на в багрец и золото одетые леса, подышу свежим воздухом, наберу лукошко грибов — подосиновиков или подберезовиков… Глядишь, там и настроение исправится».

Он еще немного посидел за кухонным столом и в итоге пришел к выводу, что насчет лукошка грибов — это он, конечно, погорячился, но в принципе идея неплохая. Машину водить Гордеев очень любил, и, надо сказать, именно во время этого приятного занятия ему и приходили в голову самые удачные мысли в те периоды, когда он распутывал настоящие уголовные дела. Что Гордееву приходилось делать куда чаше, чем сидеть в тиши и уюте служебных кабинетов, как большинству его коллег.

Сказано — сделано. Юрий Петрович вышел из дома, а спустя десять минут уже ехал по полупустынным московским улицам и удивлялся, как непохожа утренняя столица на город, в котором совершаются хоть какие-то преступления.

Даже и представить себе трудно, что в этот момент у кого-то в голове появляются мерзкие замыслы, готовые к осуществлению. Или что кто-то в такое чудесное утро уже совершил свое грязное дело. Утром Москва напоминала скорее невинного младенца, спеленутого жилыми районами и площадями, перевязанного улицами и шоссе. Она еще спала в розовой дымке, стараясь как можно дальше оттянуть момент, когда придется просыпаться… Всего через несколько часов начнется новый день и толпы служащих ринутся в свои офисы, массы торговцев рассеются по многочисленным рынкам, закипит, забурлит торопливая столичная жизнь, зашуршат шины автомобилей по дорогам, загудят клаксоны, заверещат мобильные телефоны. Так будет целый день. А потом, ближе к вечеру, праздная публика будет гулять под экономным осенним солнцем по центру или по паркам. К сумеркам исчезнут мамы с младенцами, а вместо них появятся влюбленные молодые парочки, еще пока не замерзающие, пытающиеся отхватить как можно больше времени, прежде чем наступят, как всегда, неожиданные московские холода… Ночью же Москва украсится праздничными и рекламными огнями на различных развлекательных заведениях — ресторанах, казино и дискотеках, а улицы почти опустеют…

И когда же здесь, скажите на милость, успевают совершаться все те ужасные преступления, на раскрытие которых не хватает буквально круглосуточных усилий того же МУРа и остальных силовых структур?

Юра, конечно, понимал, что и в невинности утра, и в легкости полудня, и в праздности вечера, и в веселье ночи прекрасно существуют все те, кому есть причины скрываться — от убийц и денежных воротил до такой мелочи, как проститутки, их сутенеры, хулиганы, мелкие воришки. Да и среди работников правоохранительных органов встречаются, чего греха таить, не только такие, как Александр Борисович Турецкий, его начальник Константин Дмитриевич Меркулов или Вячеслав Иванович Грязнов.

Так что, несмотря на иллюзорное спокойствие этого чудесного московского утра, расслабляться не стоило, тем более, как уже говорилось, в делах Гордеева наблюдался застой. А первейшее средство против застоя — это движение…

Гордеев повертел головой, чтобы отмахнуться от мрачных мыслей, которые вновь начали одолевать его. Он вел машину на север, выехал на Дмитровское, шоссе и вскоре покинул пределы Москвы. По сторонам шоссе потянулись подмосковные деревеньки, перемежаемые шикарными коттеджными поселками, в которых селились богатые столичные жители, ищущие уединения, покоя, но и здесь их не находящие…

Машин было совсем немного.