– Я не понимаю... – Все внутри сжалось от неудовлетворенного желания.
– Не понимаешь? Разве не этого ты хотела, радость моя?
Она потерла низ живота.
– Но ты ушел...
– Удовлетвори себя сама.
Лиз отвернула голову, слабо перебирая пальцами в воздухе.
– Ты жесток.
– Наоборот, я безмерно снисходителен. Совершенно голый, Онцелус прошел в гостиную и запустил пятерню в вазу с малиной. Потом вытащил руку; по ней струился кровавый сок.
Он столкнул на пол две диванные подушки и уселся, скрестив ноги.
– Ты меня огорчила, – сказал он, поднося пригоршню малины ко рту. – Ты заслуживаешь того, чтобы заживо содрать с тебя кожу.
Лиз остановилась в дверях и неотрывно глядела на обагренную соком руку.
– 3-за что?
– За сестру. – Он языком слизал с ладони малину.
– Я... я ее не видела.
– Лжешь. Я был чересчур добр к тебе. – Он положил в рот оставшиеся ягоды. – И ты перестала бояться навлечь на себя мой гнев. Говори, отчего не сказала сестре?
– Я вообще не должна была втягивать ее в это, – ответила Лиз и спрятала лицо в ладонях. – Она права. Я не сестра ей.
– Ты – моя рабыня, – заметил Онцелус, глядя на нее с пола. – Ты станешь тем, чем я велю тебе стать. Иди ко мне.
На нетвердых ногах Лиз двинулась через комнату; душный воздух так и лип к ее коже.
– На колени! – приказал он, сцепившись с ней глазами.
Она повиновалась. Обхватила руками его широкое запястье и принялась посасывать сладкую кожу.
– Надо все-таки надеть тебе на шею цепь. – Свободной рукой он промерил длину ее тонких ключиц. – Золотую. Сделанную из всех подарков, которыми осыпал тебя Константин.
Он закрыл ей лицо ладонью; Лиз начала ее целовать.
– Ты видишь, радость моя? Я отточил свое искусство с тех пор, как мой эзир покинул меня. – Пальцы его сжались, и у Лиз вырвался крик. – Полижи языком между пальцев. Вот так, так. В этом ты почти достигла совершенства. С течением лет мое мастерство становится все изысканнее, изощреннее. Прежде, узнав, что ты осмелилась пойти наперекор моей воле, я бы просто подвесил тебя к стене моей цитадели и наслаждался бы тем, как ноги твои дергаются в воздухе, точно крылья умирающей бабочки. А теперь – нет, теперь я придумал для тебя более утонченное наказание.
– Ты меня бросаешь? – прошептала она.
Его плоть опять вошла в силу и высоко вздымалась между ног. Он за руку потащил Лиз в спальню, намеренно не давая ей удерживать равновесие.
– Что ты... задумал?
Вместо ответа он оторвал от полога кровати длинную полоску кружев.
– Нет, прошу тебя! – в ужасе вскрикнула она. – Что ты...
Онцелус толкнул ее ничком на обитый парчой стул; низкая спинка вонзилась ей в живот. Зубами он разорвал надвое материю и накрепко привязал запястья Лиз к передним ножкам стула.
Она пыталась освободиться.
– Нет! Развяжи меня, Онцелус, умоляю!
Он оторвал еще две длины от полога и приторочил ее щиколотки к задним ножкам.
– Ты так соблазнительно извиваешься, радость моя. – Он помассировал ей ягодицы, бесстыдно круглящиеся над спинкой стула. Потом больно шлепнул и отстранился.
Судорожно дыша, она изогнула шею и посмотрела на Онцелуса, величавого в своей наготе. Он кружил возле нее и с удовлетворением разглядывал результат своих трудов.
– Онцелус, прошу тебя! – шептала она, леденея под его пристальным взглядом.
– Отменно. – Он стал медленно поглаживать пальцами свой мощный фаллос. |