Спрятавшись в березняке, полковник Бекет лорд Торн в подзорную трубу разглядывал фигуры на веранде дома Сен-Бенуа. Длинное тело заворочалось под покровом и прелых листьев, и местами сквозь них стала видна темно-синяя ткань мундира голландской армии. Верный вороной Ахерон стоял неподалеку, то и дело всхрапывая, но эти звуки вполне привычны для сельской местности.

Лежать очень неудобно. Камзол тесен в плечах, но ничего не поделаешь: здесь в алой английской форме трудно остаться незамеченным.

Синие глаза неотступно следили за женщиной, отмечая, что она явно рассержена на бесцеремонного слугу. Бекет четко видел ее профиль. Вот она резко взмахнула рукой, и ленты на рукаве повторили движение.

Судя по золотистым локонам, выбившимся из-под чепчика, и белизне налитой груди, красавица скорее фламандка, нежели француженка. А гордая поступь с не меньшей ясностью говорит о том, что в жилах этой фламандки течет горячая кровь. Ему показалось, что она держит что-то в руках, впрочем, он мог и ошибиться.

– Такая же ведьма, как твоя вероломная сестра, – пробормотал Бекет, прислоняясь спиной к белоствольной березе и сосредоточенно рассматривая лицо женщины. Затем с громким щелчком сложил трубу, и возле рта обозначились упрямые складки. – Но меня тебе не провести. Ты мне все скажешь как миленькая.

Катье прошла с веранды на кухню, оттуда в переднюю, к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. Удостоверившись в том, что Грета и Мартен не смотрят ей вслед, она приподняла подол и спрятала письмо в карман нижней юбки. Потом надо будет его сжечь – в интересах Петера.

Каблуки ее башмаков дробно стучали по ступенькам красного дерева, и с каждым шагом она вспоминала ковер из Туркестана, некогда устилавший эту лестницу. Минувшей зимой пришлось его продать – не на что было купить дров.

После смерти Филиппа она узнала, что муж не имел собственного дохода, а только содержание, назначенное родными, которые перестали высылать деньги, получив известие о его гибели. Ну и Бог с ними! Пока она худо-бедно сводит концы с концами, а когда Петер отправится...

Ужасающий грохот прервал ее невеселые размышления.

– Грета! – Она. опрометью бросилась по лестнице. На нижней ступеньке остановилась, и крик замер у нее в горле.

Дубовая входная дверь с треском распахнулась, и в переднюю вломились трое французских пехотинцев. Не обращая внимания на хозяйку, они начали крушить мебель и рыться в шкафах.

– Стойте! Что вы делаете?! – не веря своим глазам, воскликнула Катье.

В проеме двери появился изысканно одетый офицер; длинные тугие локоны его парика спускались на ярко-голубой мундир. Француз обвел глазами переднюю, потом задержал равнодушный взгляд на Катье. Она подлетела к нему:

– Что это? Прекратите сейчас же!

Солдаты уже перешли в кухню, и оттуда доносился звон посуды, разбивающейся о каменные плиты пола. Один солдат стал подниматься по лестнице, Катье хотела ему помешать, но была отброшена к перилам.

Женщина снова рванулась к офицеру.

– Кто вы такой? Почему не остановите их? Они же переломают мне всю мебель!

Тот улыбнулся как истинный придворный щеголь.

– О мадам, ваша мебель меня не интересует.

– А что вас интересует? Зачем вы здесь? Разве не вы приказали своим людям устроить этот погром?

Он небрежно махнул рукой солдатам.

– Ну уж и погром. Всего-то два-три стула.

– Два-три стула?! Да вы меня ни с чем оставите!

Офицера явно забавляла ее сбивчивая французская речь с выраженным фламандским акцентом. Катье вонзила ногти в ладони. Не драться же мне с ними, – уговаривала она себя, – вон их сколько, и у всех шпаги! Темные глазки сверлили ее точно буравчики.

– Мы выполняем свой долг – ищем вашу сестру.