Изменить размер шрифта - +
Они не ждали, что в арбатовское захолустье уже проникла идея автопроката. Трубя в рожок, Козлевич мчит

пассажиров в Дом крестьянина.
     Работа есть на весь день, все рады воспользоваться услугами механического экипажа. Козлевич и его верный "лорен-дитрих” - непременные

участники всех городских свадеб, экскурсий и торжеств. Но больше всего работы летом. По воскресеньям на машине Козлевича выезжают за город целые

семьи. Раздается бессмысленный смех детей, ветер дергает шарфы и ленты, женщины весело лопочут, отцы семействе уважением смотрят на кожаную

спину шофера и расспрашивают его о том, как обстоит автомобильное дело в Североамериканских соединенных штатах (верно ли, в частности, то, что

Форд ежедневно покупает себе новый автомобиль? ).
     Так рисовалась Козлевичу его новая чудная жизнь в Арбатове. Но действительность в кратчайший срок развалила построенный воображением Адама

Казимировича воздушный замок со всеми его башенками, подъемными мостами, флюгерами и штандартом.
     Сначала подвел железнодорожный график. Скорые и курьерские поезда проходили станцию Арбатов без остановки, с ходу принимая жезлы и

сбрасывая спешную почту. Смешанные поезда приходили только дважды в неделю. Они привозили народ все больше мелкий: ходоков и башмачников с

котомками, колодками и прошениями. Как правило, смешанные пассажиры машиной не пользовались. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы

Козлевича не приглашали. В Арбатове под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков, которые в таких случаях вплетали в лошадиные гривы

бумажные розы и хризантемы, что очень нравилось посаженым отцам.
     Однако загородных прогулок было множество. По они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни трепещущих

шарфов, ни веселого лепета.
     В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-

Кооперативной площади, подошли четверо мужчин. Долго и молчаливо они вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:
     - Всем можно кататься?
     - Всем, - ответил Козлевич, удивляясь робости арбатовских граждан. - Пять рублей в час.
     Мужчины зашептались. До шофера донеслись странные вздохи и слова: "Прокатимся, товарищи, после заседания? А удобно ли? По рублю двадцати

пяти на человека не дорого. Чего ж неудобного?.. “
     И впервые поместительная машина приняла в свое коленкоровое лоно арбатовцев. Несколько минут пассажиры молчали, подавленные быстротой

передвижения, горячим запахом бензина и свистками ветра. Потом, томимые неясным предчувствием, они тихонько затянули: "Быстры, как волны, дни

нашей жизни". Козлевич взял третью скорость. Промелькнули мрачные очертания законсервированной продуктовой палатки, и машина выскочила в поле,

на лунный тракт.
     "Что день, то короче к могиле наш путь", - томно выводили пассажиры. Им стало жалко самих себя, стало обидно, что они никогда не были

студентами. Припев они исполнили громкими голосами:
     "По рюмочке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом".
     - Стой! - закричал вдруг горбун. - Давай назад! Душа горит.
     В городе седоки захватили много белых бутылочек и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали с водкой, а потом без

музыки танцевали польку-кокетку.
Быстрый переход