|
— Оно было написано незадолго до кончины Эссарца: при падении он задел маленькие часики на камине, которые остановились на двадцати минутах первого. Я предполагаю, что он почувствовал себя нехорошо, захотел встать, но голова закружилась… К несчастью, рядом был горевший камин, и он упал головой на его решетку. При падении он расшиб голову, а затем огонь сделал свое страшное дело… Вы видели?
Бельваль, крайне изумленный, слушал. — Значит, по-вашему мнению, — спросил он, — Эссарец умер случайной смертью и вовсе не был жертвой преступления? — Преступления? То есть был убит, вы думаете? Нет, на это ровно ничего не указывает… — Однако… — Нет, капитан, ваша мысль никуда не годится, хотя она вполне извинительна после всего случившегося… Со вчерашнего дня вам пришлось быть свидетелем стольких ужасов, и вполне понятно, что думаете сами! Кто мог совершить здесь убийство? Бурнеф или его друзья? Но к чему им? Они забрали свои миллионы и теперь спокойны, а если предположить что Грегуар отнял у них деньги, то убийство Эссарца не вернуло бы им их… И потом, как они могли войти и выйти? Нет, простите меня, капитан, но вы глубоко ошибаетесь. Смерть Эссарца — чистая случайность. В таком же точно духе и рапорт нашего доктора… Бельваль обратился к Коралии: — Вы тоже так думаете? Она ответила, слегка покраснев: — Да. — А мнение Симона? — продолжал капитан, снова обращаясь к судье. — О, что касается его, то старик просто бредит. Если его послушать, то скоро все начнется снова, и страшная опасность грозит госпоже Эссарец, поэтому она должна бежать тотчас же… Вот все, что мне удалось из него вытянуть… Правда, он мне показал дверь из сада в переулок, идущий перпендикулярно к улице Раймон, там мы нашли мертвую сторожевую собаку и чьи-то следы, ведущие от этой калитки к дверям дома. Но вы-то знаете, чьи это следы, не правда ли, капитан? Они принадлежат вам и вашему сенегальцу? И собаку задушил тоже он? Бельваль начинал кое-что понимать. Странные речи судьи, его соглашение с Коралией — все это приобретало теперь совершенно иное значение. — Значит, преступления тут нет? — твердо спросил он. — Нет. — Значит, нет и следствия? — Никакого. — И никаких разговоров о деле, все предается забвению? — Полнейшему. Патриций вспомнил слова Эссарца: «Меня не арестуют, а если арестуют, то выпустят, и дело будет прекращено…». Эссарец предвидел, что правосудие будет молчать, но знал ли он, что оно найдет в Коралии свою помощницу? Капитан понимал, что Коралия поступается собственными интересами в угоду каким-то незнакомцам… И для этого, прежде всего, им нужно отделаться от Бельваля. «Этот судья начинает меня раздражать, — подумал Патриций, — ему решительно наплевать на меня». Для виду он решил сдаться. — Извините мою настойчивость, но мое поведение объясняется не только моей горячей симпатией к госпоже Эссарец. Нас связывает тайна, относящаяся к далекому прошлому… Госпожа Эссарец, вероятно, рассказала вам о тех странных совпадениях, которые я не могу не сопоставить с происшедшим. Демальон посмотрел на Коралию, и она ответила ему молчаливым кивком головы. — Да, как же, госпожа Эссарец посвятила меня в это, и кроме того… Он опять заколебался и взглядом посоветовался с молодой женщиной, которая опять покраснела и смутилась. Демальон выжидательно молчал, и наконец она тихо прошептала: — Капитан Бельваль должен знать то, что нам удалось найти. Открытие касается его в равной степени… и поэтому мы не имеем права скрывать от него… — Да, собственно, говорить тут нечего, капитан, — сказал судья. |
