— А повод к этому?

— Не знаю. Симон не любил об этом говорить. Но, кажется, это началось уже давно.

— Знал ли он про тайник, где скрывалось золото?

— Нет… Он так и не смог проследить, куда девается золото из хранилища в подвале под библиотекой. Вот все, что я знаю. Хотя, впрочем… Это довольно любопытно. В полдень того знаменательного дня я получил письмо, в котором Симон давал мне некоторые указания. В тот же конверт, очевидно по ошибке, было вложено еще одно письмо и, видимо, очень важное…

— А что было в том письме? — осведомился Бельваль.

— В нем говорилось о ключе.

— А точнее?

— Вот это письмо. Я сохранил его, чтобы вернуть ему и заставить быть осторожнее. Это его почерк и его подпись.

Патриций схватил листок. Письмо было адресовано ему.

«Патриций!

Ты получишь сегодня ключ. Это ключ от двух калиток в переулке, ведущем к Сене. Правая дверь от сада женщины, которую ты любишь. Другая — налево от сада, в котором я назначаю тебе свидание 14 апреля в десять часов утра. Та, которую ты любишь, также там будет. Вы узнаете, кто я, и цель, которую я преследую… Вы узнаете прошлое, которое вас сблизит еще больше.

От сегодняшнего вечера до 14 апреля продлится борьба, которая будет ужасна. Если я погибну, та, которую ты любишь, подвергнется большим опасностям. Следи за ней, Патриций, охраняй ее ежеминутно. Но я не погибну, и счастье, которое я так давно готовлю для вас, будет вашим…

Вся моя преданность вам…»

— Оно не подписано, — сказал Бурнеф, — но я повторяю вам, что это рука Симона. Что же касается дамы, то это, видимо, госпожа Эссарец.

— Но какая же опасность ей может грозить? — с беспокойством спросил Бельваль. — Ведь Эссарец умер, значит, бояться нечего…

— Ну, это еще неизвестно.

— Кому он завещал мстить за себя? Кто должен довести до конца начатое им?

— Не знаю.

Но капитан дальше не слушал. Он протянул письмо Демальону и вышел.

— Улица Раймон, и живее! — приказал он шоферу.

Ему не терпелось поскорее приехать. Возможно, что враг, воспользовавшись его отсутствием, уже напал на Коралию.

«Нужно быть благоразумнее, — старался успокоить себя Бельваль. — Все обойдется». Но его беспокойство росло с каждой минутой.

Подъехав к дому, Патриций увидел Симона. В сгущавшихся сумерках старик откуда-то возвращался, что-то напевая.

— Ничего нового? — спросил капитан у солдата, исполнявшего обязанности привратника.

— Ничего.

— А матушка Коралия?

— Она прогуливалась в саду и с полчаса как поднялась к себе.

— А Я-Бон?

— Я-Бон пошел за матушкой Коралией. Наверно, он наверху, у ее дверей.

Бельваль немного успокоился. Он поднялся на второй этаж, с удивлением отметив, что коридор погружен во мрак. Щелкнув выключателем, Патриций увидел, что Я-Бон стоит на коленях у комнаты Коралии, головой привалившись к стене. Дверь комнаты была открыта.

— Что ты тут делаешь? — воскликнул капитан.

Я-Бон не отвечал. Бельваль увидел кровь на его рубашке.

— Боже! Ты ранен!

Я-Бон застонал и упал на пол.

Капитан перешагнул через тело и вошел в комнату. Света в ней тоже не было.

Коралия лежала на диване. Патриций зажег лампу и в ужасе застыл. Шею женщины перетягивал зловещий красный шнурок. И все же он чувствовал, что Коралия не умерла. Он приник к ее груди и услышал слабые удары сердца.

— Она жива, жива, — повторял Бельваль.