И почему меч не помог ей? Девушка вздрогнула. Не начала ли она сама слишком уж полагаться на свою Силу? Хотя не понимает ее и никогда не понимала?

Ламарил наконец отвернулся от ставшего маленьким чудовища.

– Все как встарь: земля превращает свои порождения в оружие, – его губы, не закрытые забралом шлема, искривились. – Но это игра для незнакомых с ней. Как прислужник Варма мог вообразить, что мы ее не разгадаем, что она причинит нам вред?

– Но ведь вред некоторым из нас она причинила! – мрачно отозвалась Кадия. – Я видела смерть… а Тостлет ее почувствовала. И мы попались в ловушку, пусть твои друзья и избежали ее. Способен ли он проверить, как велики наши Силы? Даже мой меч ничем мне не помог.

– Но помогло то, что ты носишь на шее, – заметил Ламарил.

– Только благодаря твоему предостережению, – упрямо стояла она на своем. – Иначе… Наверное, эти иллюзии убили бы нас. Разве нет?

Он не ответил.

– Разве нет? – повторила Кадия. – Я не принадлежу к твоему народу, как и оддлинги, как и малыши, которые так долго лелеяли память о вас. Если мы не способны разгадать иллюзии, которые создает искусный колдун, то нас же ждет смерть, правда?

– Да, – ответил он наконец. – Но такие иллюзии теперь раскрыты, и мы предупреждены…

– Предупреждены, что не должны доверять тому, что видят наши глаза, тому, что слышат наши уши. Эта земля и так уже враждебна нам. И теперь каждая топь, каждый бочаг может обернуться ловушкой.

Он кивнул, и Кадию пробрала дрожь. Она хотела от него другого – заверений, что это вовсе не так. Ей случалось бояться. Но прежде страх вызывало что‑то настоящее, понятное. А что ей делать теперь?

– Королевская дочь… Кадия! – Ламарил подошел поближе. – Ты многое свершила. Забудь о том, что тебе не дано, подумай лучше о том, что можно сделать. Пусть меч не отозвался в час твоей нужды, но дар, полученный в час рождения, помог тебе. Ты не беспомощна.

Кадия надеялась только, что его мысль не проникнет глубже, не откроет ему смятение ее чувств, черные тени сомнений… Ее всегда считали опрометчивой, необдуманно смелой. А теперь она думает, и смелость изменяет ей при виде разверзающейся непреодолимой пропасти.

– Я делаю то, что должна, – пробормотала девушка и обрадовалась, когда кто‑то из синдонов позвал Ламарила и он отошел.

Тостлет приподнялась в ее объятиях.

– Благороднейшая… Кадия вздрогнула.

– Тостлет, ну, пожалуйста! Ты же видишь, что я не принадлежу к великим. Зови меня Кадия или просто «друг».

– Друг… – повторила хасситти. – Да, между нами благие чувства. Но все равно, мы называли тебя, как должно. Ты носишь на груди Силу.

Она указала на амулет, но не прикоснулась к нему. Сияние триллиума, навеки заключенного в янтаре, радовало и даже согревало взгляд.

– Не принижай себя в собственных глазах, друг, – продолжала Тостлет. – Мы идем помериться Сила с Силой, и у каждого есть что предложить. Когда кузнец соединяет металл с металлом, он создает более крепкое оружие. И мы станем таким оружием, какое освободит наш край.

Если иллюзия была создана, чтобы задержать их, наславший ее маг не преуспел. Теперь они пошли даже быстрее, и синдоны в очередь с разведчиками проверяли, не подстерегают ли их впереди еще такие же ловушки.

Быть может, враг хотел усыпить их бдительность: в следующие два дня ничего неожиданного не случилось. На второй день они сели в лодки, присланные за ними. Лодками не только управляли уйзгу, но к ним были припряжены риморики, так что поплыли они со скоростью, на какую Кадия и не надеялась.