Когда больше трети выстроившихся в ряды обитателей седьмого барака выкрикнули свои имена, двери «пятого» открылись, и из него вышли девять облаченных в тюремные робы заключенных и сгрудились возле стоявшей по соседству бытовки. Хрящ, дрожа всем телом, глазел на этих новых зэков и неустанно гадал, кто же из них Баркас. Метелица, глядя на прибывших с последним этапом, скрипел зубами, Стрекотун щелкал пальцами, закусив губу, все прочие тоже не могли сдержать своего страха. Только Анжуец, словно египетский сфинкс, оставался холодным и невозмутимым.

Когда из «пятого» вышел десятый зэк и подошел к остальным, Хрящ в очередной раз напрягся. Среднего роста, довольно жилистый и крепкий, этот вновь прибывший в лагерь арестант явно отличался от прочих. Орлиный крючковатый нос, густые брови и пронзительные, скорее даже безумные глаза. Одет он был в черный суконный бушлат, перетянутый солдатским ремнем, ватные стеганые штаны и обут в довольно приличного вида яловые сапоги. Мужчина был без шапки, что позволило всем увидеть, что он абсолютно лыс. От этого арестанта, несмотря на его довольно скромные габариты, веяло неудержимой силой и смертельной опасностью. Хрящ в очередной раз почувствовал, как между лопатками течет холодная капля. Когда лысый заговорил с одним из стоящих возле «пятого», детиной в суконной шапке-бадейке, тот тут же услужливо закивал. Остальные новички тоже сгрудились в кучу. То, как прибывшие с последним этапом зэки слушали лысого, развеяло последние сомнения. Хрящ понял, что это и есть Баркас.

Когда молодой лейтенантик, проводящий перекличку, назвал его фамилию, Хрящ замешкался и лишь по прошествии нескольких секунд крикнул «здесь!». Лейтенант обругал его и продолжил. Спустя еще некоторое время Хрящ услышал, как Анжуец, стоящий неподалеку, спросил у Метелицы:

– Баркаса я узнал, здоровый – Лях, а остальных не знаю.

– Тот, что справа от Баркаса, это Мурлыка.

– Тот, что в папахе? – уточнил Анжуец.

– Он! Был «честный» вор, но скурвился, сука. Тот, что в надвинутой кепке, – Калган, остальных не знаю. Вон тот, что сапоги поправляет, Витя Валет, Бородатый Бабай – вроде бы бывший ротный старшина, остальных тоже не знаю, – вмешался в беседу стоявший рядом с Метелицей молодой налетчик из Питера Птаха.

– Что за них сказать можешь? – процедил сквозь зубы Анжуец.

– А чего про них говорить? Суки позорные! До дела дойдет, никого не пощадят.

В этот момент перекличка закончилась, и заключенных «седьмого» загнали в барак. Спустя примерно полчаса «седьмой» снова выгнали на мороз и начался шмон. Два десятка солдат лагерной охраны окружили выстроившихся в ряды зэков и велели им раздеться до исподнего. Потом всех обыскали, а одежду прощупали на предмет запрещенных вещей и оружия. Стрекотуна и ростовского вора Каркушу, у которых нашли ножи, тут же уволокли в ШИЗО. Остальных продержали на морозе не меньше часа, пока пятеро бойцов из охранки шмонали сам барак. Под половицами и в белье нашли еще не меньше дюжины заточек из ложек, листов стали и арматуры, два финских ножа, кастет и пару железных ломиков. Все это тут же изъяли, но разбираться, чье это снаряжение, на месте никто не стал. Краснолицый капитан Гоценко, руководивший шмоном, просто вызвал из строя Анжуйца.

– Откуда все это и чьи это игрушки, ты, как старший в этом гадюшнике, расскажешь не мне.

Капитан вызвал двух бойцов и приказал им сопроводить Анжуйца к начальнику оперчасти.

После того как Анжуйца увели, всех зэков снова загнали в барак, не заперев его на замок.