– Что насчет Баркаса? Он с ними? – сухим гнусавым голоском поинтересовался Метелица – мордатый заключенный из Оренбурга, бывший некогда смотрящим в Печорском ИТЛ.

Стрекотун пожал плечами.

– Точно неизвестно, но я слышал, как один из вертухаев с ухмылочкой скалился и говорил своему соседу что-то типа: «Ну все, теперь начнется…» Так что смекайте, что почем.

Василий Толмачев, он же Вася Баркас, в годы войны служил боцманом на торпедных катерах Черноморского флота. В сорок третьем был комиссован по ранению, вернулся в родную Тверь и устроился работать кладовщиком на местную продуктовую базу. Спустя полгода в порыве ревности зарубил топором любовницу и вступившегося за нее соседа, за что получил десять лет лагерей.

Первые два года Баркас отбывал срок под Норильском, где и встретился с несколькими своими соотечественниками – бывшими фронтовиками, согласившимися сотрудничать с администрацией зоны и ведущими кровавую войну с «законными» ворами. Присоединившись к «красной масти», или, как их иначе называли, «автоматчикам», Вася Баркас поспособствовал раскоронованию нескольких местных авторитетов, после чего после убийства прежнего лидера возглавил команду единомышленников и был отправлен руководством в своеобразное «турне» по разным зонам для наведения жути на так называемых честных арестантов. В тюремных кругах «автоматчиков», в первую очередь среди блатных, все чаще и чаще стали именовать суками. Витя Баркас был одним из самых значимых, в Карлаге это знали.

Изрядно осмелевшие и распоясавшиеся воры и их приспешники обрели за последнее время нешуточную власть в местах лишения свободы и стали представлять реальную угрозу. Нужно было что-то делать, и это было сделано. С тех пор в лагерях создавались так называемые трюмиловки, группы физически крепких и безбашенных заключенных, как правило из бывших бойцов Красной армии, не признающих воровской закон. Задачей этих самых групп была расправа с «законными» и низложение их любыми доступными способами. Одну их этих самых трюмиловок и возглавил Вася Баркас. Баркасовцы с молчаливого согласия лагерного начальства ездили по зонам и трюми́ли криминальный элемент самыми жесткими способами.

До сей поры Вася неплохо справлялся с порученным ему делом, и это не могло не тревожить «черномастную» верхушку Карлага, где негласно верховодил вор в законе Миша Анжуец.

* * *

После того как Стрекотун объявил столь неприятную новость всем сидельцам седьмого барака, Метелица тут же подошел к Анжуйцу, тот что-то шепнул здоровяку на ухо. Бывалый вор склонил голову набок, он всегда так делал, чтобы лучше слышать. Метелица выслушал Анжуйца, молча кивнул и вернулся на свое место. Стрекотун тоже просеменил вдоль нар и, прыгнув на свой топчан, с тревогой посмотрел на Анжуйца. Все обитатели барака затаили дыхание. Анжуец казался спокойным, однако все понимали, Миша, возможно, уже чувствует, что, вполне себе вероятно, скоро окажется на небесах. Сулимчик, Метелица, Арчил и Птаха тоже держались бодрячком. Хрящ тоже расправил плечи, однако, кинув взгляд на свои руки, поежился, потому что пальцы его не слушались и тряслись.

С тех пор как попал сюда, он не без труда завоевал для себя не особо почетное, но и не самое худшее место среди арестантов. Он стал одним из шестерок Метелицы, что давало ему до сей поры хоть какое-то чувство защищенности, ведь Метелица считался правой рукой самого Миши Анжуйца.