То же можно сказать и про медосмотр – дебелые скучающие садисты‑тюремщики раздели меня донага, потом прикрыли выпирающие из‑под кожи ребра ветхим серым халатиком и начали таскать от одного диагностического аппарата к другому, не обращая внимания на мои протесты и хныканье. Результаты небрежно комментировались.

– В бедре стержень. Вроде бы старый.

– Не такой старый, как эти пластиковые суставы. Да, древняя кляча изрядно побегала на своем веку.

– Доку этот экземпляр понравится: в легких затемнения туберкулез, пневмосклероз или что‑нибудь в этом роде.

– Еще не кончили? – поинтересовался Боггер, явившись внезапно, как жуткое воспоминание.

– Кончили. Он весь твой, Боггер. Забирай. Прижимая скомканную одежду к груди, я зябко переступал босыми ногами по холодному полу, а он волок меня за собой. Затем впихнул в камеру. Невзирая на слабое сопротивление, Боггер отнял у меня одежду, вытряхнул содержимое из карманов, швырнул на кровать грубую тюремную робу и пару шлепанцев. – Обед в шесть. Двери отпираются за минуту до этого. Опоздаешь – останешься голодным.

Лязг захлопнувшейся двери оборвал его гнусный смешок.

Дрожа и поеживаясь, я присел на кровать и спрятал лицо в ладонях, являя собой жалкое зрелище для наблюдателя, следившего за мной через замаскированные объективы. Вот и пришел конец гордому, хоть и преступному человеку. Я – просто обреченный столетний старец, подошедший к последней черте.

Чего они не могли разглядеть сквозь заслонившие лицо ладони – так это мимолетной счастливой и довольной усмешки. Я таки добился своего! Но когда я поднял лицо, от ухмылки не осталось и следа, а губы мои опять тряслись.

Пластиковое стеклышко моих дешевых часов было так исцарапано, что цифры удавалось разглядеть лишь с большим трудом. Я поднес их к свету и принялся вглядываться, пыхтя от усердия. Наконец, мне удалось разобрать, который час.

– Обед в шесть, Боженьки мои! Надо выходить, как только дверь откроется.

Прошаркав к двери, я сразу после щелчка замка распахнул ее и заплетающейся походкой вывалился в коридор.

При первом же взгляде на шаркающую в одном направлении толпу одетых в серое дряхлых развалин стало ясно, где находится столовая. Я влил свои шаги в общий шелест, у входа получил поднос и подставил его для получения своей доли казенного месива. По виду нипочем не догадаться, что это такое, а по вкусу – тем более. Ну, надеюсь, хоть какие‑то питательные вещества там есть. Трясущейся рукой я начал таскать эту жижу в рот, ложка за ложкой.

– Впервые тебя вижу, – с подозрением заметил сидевший рядом старец лет восьмидесяти. – Ты что, провокатор?

– Я осужденный рецидивист.

– Добро пожаловать в Чистило, хе‑хе, – хрюкнул он, радуясь новичку. – Тебе приходилось угонять корабли?

– Пару раз.

– А мне трижды. На третьем и попался – корабль оказался приманкой. Но я пристратился и, сам понимаешь, недостаток средств, возраст, да и глаза стали подводить...

Его воспоминания текли ручьем, сливаясь в однообразное жужжание, и были ничуть не интереснее последнего. Я позволил старику бубнить, а сам тем временем старательн